Корал устояла на ногах.
– Что?
– Мое имя – Луис Тепилцин Монтесума.
– Ты шутишь, да?
– Хочешь увидеть мое свидетельство о рождении? – Луис взял свой бокал, сердито пыхтя, откинул назад голову и выпил. Корал рассмеялась.
– Прекрати хихикать!
Она послушалась.
– У Монтесумы Второго была императрица, две королевы, несколько жен и наложниц. Кортес тайно переспал с одной из таких жен. Я имею в виду не Ла Малинче.
«Он сошел с ума?» – подумала Корал.
– Кого?
– Она была предательницей, которая помогала Кортесу в качестве переводчицы и открывала ему тайны ацтеков. Если бы не она, Мексику не завоевали бы так быстро. От ее имени произошли плохие слова: «malinchista», неверная мексиканка, и самое плохое «La Chingada» и его многочисленные производные.
– И что это значит?
– Это как ваши ругательства на букву «Ф», но хуже, страшное оскорбление. На языке науатль «chingar» значит «изнасиловать». Изнасилование испанцами наших женщин было таким широко распространенным явлением, что это слово стало нашим самым страшным ругательством. Они дали это имя Малинче.
– Но не твоей прародительнице?
– Она не помогала Кортесу, но не избежала его постели. Родился сын. Мы сохранили это имя, пронесли через время. Во мне течет кровь и конкистадоров, и тех, кого они завоевали.
Неужели он знает семейную историю начиная с шестнадцатого века? Маловероятно, но она готова ему потакать.
– А что значит Тепилцин?
– Это слово из древнего языка науатль. Оно означает «сын, наделенный особыми правами».
Корал медленно опустилась на диван, перья раздвинулись, обнажив ее бедра.
– Если это так, почему ты скрывался все эти годы? Почему мирился с положением дворецкого Тео?
– Честная служба – добродетель. Я родился пеоном. В службе покровителю есть добродетель. Я рожден и от них тоже. Я – mestizo[5], как большинство моих соотечественников.
– Все мексиканцы, которых я знала, гордились испанскими, а не индейскими генами.
Он фыркнул.
– Это значит, что ты знала только людей из правящей касты и ничего не знаешь о моем народе; но да, это было настоящее завоевание. Испанцы промыли мозги большинству мексиканцев, и они стыдятся своей собственной крови.
– Ты говоришь, как Че Гевара, или кто-то вроде него.
Луис застонал.
– Монтесума, а? Я буду называть тебя Монти.
– Не будешь.
Корал поняла, что он говорит серьезно, и решила промолчать. Следующая реплика за ним.
Они смотрели друг на друга.
– Браун изменил завещание перед тем, как уехал в Италию, – сказал Луис. – Он оставил тебе годовое жалование – двести пятьдесят тысяч долларов, – чтобы дать тебе время встать на ноги.
Она выдержала его взгляд.
– Тебя не было здесь, когда зачитывали завещание.
Луис открыл ящик стола, достал конверт и подал ей, наблюдая из-под полуприкрытых век, как Корал развернула завещание. Настал один из тех моментов, которые он тщательно спланировал. Луис увидел, как ее взгляд пробежал по измененным страницам, пока не достиг абзаца, который касался ее.
Сначала Андерс не была упомянута в завещании, но в последний момент Теомунд Браун передумал – возможно, предчувствуя приближение смерти, – и оставил ей пять миллионов долларов, что Луис намеревался утаить.
Она читала и перечитывала этот абзац, но он уже понял, что она не распознала подмены. Ее выполнил искусный фальсификатор. Теперь, когда Луис вместо Брауна стал источником богатых гонораров поверенных, они с готовностью подшили к делу фальшивое завещание. Браун пользовался услугами продажных юристов и теперь получил по заслугам.
В конце концов она шепотом выругалась и попыталась скрыть разочарование. Когда она подняла глаза, он увидел, что орел готовится нанести удар, но он – ягуар, повелитель, и он победит.