– Как бы с ним, – сказала Лиза.

– И вы им гордитесь? – спросила Екатерина.

– Если бы не он, старушка бы осталась без колбасы, – сказала Лиза.

– Вы бы ей не купили? – осведомилась Екатерина.

– Не думаю… не купила бы.

– Колбаса сейчас дорогая, – усмехнулся Михаил.

– Я бы не купила ей и плавленого сырка, – сказала Лиза. – Что-то у меня внутри екнуло, но за кошельком я не полезла. Пусть он у меня тощий, не такой, как у Глеба, однако на сырок я дать бы могла.

– А мы где-то на сырок ей и дали, – сказала Екатерина. – Ты или я?

– Я, – ответила Людмила.

– Разве не я? – спросила Екатерина.

– Ты расплачивалась с продавщицей, и, когда старушка к тебе обратилась, ты сказала ей, чтобы она… не помню, что, но твои слова меня покоробили, и я дала ей десять рублей.

– Не пятьдесят? – спросил Михаил.

– Почему пятьдесят?

– Купюры похожи.

– Да не очень они похожи, – взволнованно пробормотала Людмила. – Там же светло, и десятку с полтинником не спутаешь… десять, десять. Я не ошиблась.

Стоящий за стеклянной магазинной дверью Глеб очищает сардельку. Выйдя из магазина, он выбрасывает кожу в урну – идет и жует.

– Ты купил? – двинувшись за ним, спросил Михаил.

– А зачем я повел ее в магазин? Чтобы над ней посмеяться? Лиза бы мне этого не простила.

– Никогда в жизни, – серьезно сказала Лиза.

– Ну а купи я на сэкономленные деньги что-нибудь для тебя? – спросил Глеб.

– Все равно – подобное не забывается. Ты ее не обманул?

– Как я мог, – сказал Глеб. – Колбасой она теперь обеспечена.

Старуха покинула магазин, и если смотреть на нее со спины, то кажется, что Глеб ей ничего не купил – в ее руке по-прежнему висит пустая сумка. Но к груди она прижимает два батона колбасы и в ее глазах вызревает избавленное от претензий изумление: зачем мне столько? зачем?

ЗА СТОЛОМ в квартире Михаила поднявший бутылку водки Глеб наливает себе, собирается налить сидящей справа от него Лизе, но раздумав, переводит руку влево и наполняет рюмку закивавшей Людмиле; следящей за его рукой Лизе он наливает вино.

По бокам от Глеба две женщины, напротив него тоже две: кроме Екатерины перед Глебом поглощает ужин рыжая Ксения, пришедшая вместе с рыхлым и непробиваемым Зязиным, который работает с Михаилом Шамониным в одном министерстве и раскованно рыгает, радуя своей непосредственностью соблюдающего приличия Глеба.

Михаил Шамонин орудует вилкой в торце стола.

– На улице мы бы так не посидели, – сказал Михаил. – После моего высказывания вы смотрите на меня, как на придурка, а я помню, как там холодно. Под градусом там еще можно сидеть или лежать, но человеку не принимающему или сдержавшемуся в данный конкретный день мороз не близок. Позитивно на нем не думается.

– В твоем положении не до этого, – проворчала Екатерина.

– Причин для оптимизма немного, – согласился Михаил. – Для паники их нет вовсе. Широкий кругозор позволяет мне обходить шаблоны и не втыкаться мордой в сугубо материальное восприятие. Одной зарплатой состоятельность мужчины не измеряется. У Зязина такая же зарплата, и убогим он себя не чувствует. Поэтому я его и приглашаю.

– И я к тебе заглядываю, – сказал Зязин. – Ничего с собой не приношу – прихожу на все готовое.

– Ты, Зязин, хитер, – усмехнулся жующий Михаил.

– Ушлый товарищ, – процедила Екатерина. – Из тех, кто никогда не становятся настоящими друзьями.

– В друзья я не набиваюсь, – сказал Зязин. – Я коллега по работе и выше не мечу. Ем салат вилкой, а не ложкой… вкусный салат.

– Он приготовлен из морепродуктов, – сказала Екатерина. – Они стоят денег.

– Салатом-то хоть не попрекай, – разозлилась рыжая Ксения. – Зязин к вам привык, а я с непривычки могу и на наорать.