И дело не в том, что князь был жаден и скуп для своих людей – сведений об этом мы не найдём в летописях, а потому и не будем князя в этом упрекать; дело в том, что жадность как раз проявляли дружинники. И причиной этого было не то, что им действительно плохо жилось, а то, что у кого-то было больше, чем у них. Так было во время первого конфликта с князем, так будет и во время второго. Да и на Дунае, когда послы базилевса предложили откуп, именно дружина настояла на прекращении боевых действий, получив значительные суммы денег без каких либо усилий со своей стороны. Трудно сказать, почему Игорь не мог призвать их к порядку, а часто шёл у них на поводу. Возможно, опасался, что без их поддержки тот же Свенельд заберёт слишком большую власть и потеснит его самого. Но как бы там ни было, но именно отношения князя со своими людьми и привели к трагедии.

Началось всё с появления Свенельда – а вот откуда он пришёл в Киев в 945 году, это особая тема. Но сначала была жалоба: «В тот год сказала дружина Игорю: “Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдем, князь, с нами за данью, и себе добудешь, и нам”». Вот так передаёт эти события Повесть временных лет, и из неё можно сделать вывод о том, что воевода о своих людях заботится, а Игорь нет, вроде как золота жалко. Но вот какую картину рисует Супрасльская летопись, и выводы здесь напрашиваются совершенно другие: «По сих же рекоша дружина Игорева: “Яко Свинтель издобылся всего, a мы не тако; ныне поиди на древляны и взложи на них дань”». То есть дружинники открытым текстом заявляют князю: Свенельд взял добычу больше, чем мы, нам завидно, пошли на древлян за данью! Вот она, алчность во всей красе! А ведь мы помним, что древлянская дань была отдана Свенельду, и, подбивая князя идти в эту землю, дружина явно провоцировала его на конфликт с воеводой, который мог привести к очень тяжёлым последствиям. Конечно, к этому времени Игорь мог эту самую дань и отобрать у Свенельда, но летописи, которые сообщают, как он её ему пожаловал (аж целых два раза!), ни словом не обмолвились о том, как князь её отобрал. Опять же явно не случайно дружина завела речь именно о древлянах: а куда им ещё идти, с Византией мир, там, где побывал Свенельд, точно ничего не осталось, грабить княжеские земли тоже нехорошо, а вот пройтись по землям ненавистного воеводы и недружественных Киеву древлян – милое дело! И процесс пошёл.

Но был во всём этом ещё один момент, не менее значимый, но на который почему-то не принято обращать внимания. Дело в том, что и у викингов, и у варягов военная добыча считалась даром богов, а потому её надо было выставить напоказ, дабы видели все. Можно представить, какими глазами смотрели княжие мужи на воинов Свенельда, ходивших в шелках. По их понятиям, на том, кто завладел такими трофеями, лежит милость богов, а раз боги милостивы к Свенельду, то, соответственно, и к его людям. В дружине Игоря тоже было много варягов, а потому в их головах невольно рождался вопрос: а как боги относятся к их князю? И упадёт ли на них тень его удачи, если таковая есть?

Теперь же о том, где мог Свенельд взять такую добычу, что княжеские люди покой потеряли и локти кусали из зависти. Дело в том, что среди тех, кто помимо Игоря подписал мирный договор с Византией, имя Свенельда отсутствует, хотя по занимаемому положению он был одним из первых лиц в государстве. И это явно не случайно, потому что если бы воевода был в тот момент на Дунае, то его имя однозначно было бы прописано в договоре. А так вывод напрашивается один: Свенельд со своей дружиной на Византию не ходил, он в это время находился в другом месте. И место это называлась Бердаа, город, расположенный на Карабахской равнине, в междуречье Куры и Аракса. Географическое положение его было выгоднейшее, благо он располагался на пересечении торговых путей, однако одной из основ благосостояния горожан была торговля шёлком. Учёный и географ Ал-Истахри в своём труде «Книга путей и стран» оставил очень яркое описание Бердаа: «