Козыркина уже не остановишь. Жжёт по полной. И даже через край лезет. Антоху за плечо трясёт, «правды» добивается:

– Слышь, попик, признавайся народу! Не из-за девочек ли тебя из твоей обители нахрен попёрли?.. Да не жмись ты, тут все свои. Колись, батюшка! Колись, милок, легше на душе-то станет.

Рогот заглушает голос самого оратора. Бур беспокоится, что на коридоре всё слышно. Антоха голову поднимает, глаза закрыты. Видать, Богу молится.

– Колись! Народ подробностей ждёт. Как ты эту лёлю трахал? Какие у неё литавры – сиськи то бишь? Как она сосёт?.. А не расскажешь, так мы тогда тебя, голубчик, замест её… по кругу… натурально…

И в тот момент случился неожиданный для всех поворот.

– Падла! Мразь! Сволочь! – вдруг раздались яростные крики.

Не верилось, что всё это он, Святоша, выдавал. А он уже вскочил и Козыркину по физиономии треснул.

– Это тебе за всех женщин, гад! За всех, кого ты, дьявол, унизил!..

И мигом сзади Пашки оказавшись, его шею рукой обхватывает. И сжимает его горло. Душит Пашку, душит. Тот пищит, как петух на бойне. Крыльями, то есть руками, машет, а отбиться не может. И откуда это в Антоне силы-то такие взялись?

– Ну что, удавить тебя, как таракана вонючего? – не перестаёт кричать Антон.

Уж ясное дело: в приступе ненависти он. В шоке. Кто бы мог подумать?.. И на святуху бывает проруха.

Братки из стопора выйдя, хотят его от Пашки отодрать-оттащить, да Святоша к стене прижимается – не подступишься. Да и сам Козыркин – полный ноль. Вырваться не может. Мышцы у хиляка Антоши откуда-то появились, да ещё и напряжены, словно сталь. Подменили парня, что-ли? В натуре…

– Чё мечетесь, как уссавшись? – вмешивается недовольный Бур. – От стены его оттащите, бараны. От стены!..

Но не могут братки за Святошу ухватиться, будто сила какая-то незримая его защищает.

– Жердяй, чё ты вертишься меж всех без толку? Меж ног подлезай и бей!.. Эй, рейнджеры, расступитесь! Дайте Жердяю место. Впятером, блин, справиться не могут, козлы.

Но расступаться не пришлось. Антон, за Пашкины запястья ухватившись, месит его руками рейнджеров, месит. А ответные удары самому же Козыркину и достаются.

– Скоты поганые! Звери ненасытные! – кричит наш герой от ярости весь красный. – Христа погубили, Божие творение опаскудили. Когда людьми-то станете, ироды? Когда?..

Все, даже Бур, снова опешили, на месте застыли. Видно, и вправду, слова Святоши магическую силу возымели. Но руки его, правда, ослабевать начали. Пашка, у которого от чувства смертельной опасности второе дыхание открылось, тут же этим моментом воспользовался. Вывернувшись из вражьей хватки, резко к врагу обернулся и дал Антону «бычка»: один раз, второй, а на третий – ногой меж ног. У обоих кровь на лбах…

Святоша от удара на четвереньках оказавшись, вдруг начинает причитать-молиться:

– Господи, что же я делаю? Насилием на насилие отвечаю. Прости! Грешен! Каюсь! Каюсь! Каюсь!..

Пока Бур и его свора из стопора выходили, Козыркин так ударил Антону ногой по ребрам, что тот к стене отлетел и по полу распластался. Теперь Пашка в ярости пребывал.

Антон встать пытается. А голова кружится, опять ноги не слушаются. За стенку держится. Говорить тяжело, но молчать не может.

– И сп-спросил с-ст-странник у Х-христа: как же мне не метать бисер п-перед свиньями, если ты меня к этим свиньям послал со Словом твоим? – говорит Антон, переходя с прерывистой речи на ровную. – И отвечает Спаситель: если каждое Слово моё – бисер, то среди свиней должен найтись хотя бы один не падший так низко, дабы суметь свой взор к Небу обратить. Донеси же до него, странник, Слово, не растеряй! Ибо потеряешь – не вернёшь в полноте своей…