Итак, в то время как Великая Императрица жгла турецкие флоты, в то время как Александр I освобождал немцев от Наполеона и лояльно осуждал греков, восставших против султана, и в последующее столь же диковинное время странники в простоте души сотнями шли на поклонение во Святую Землю, сердобольно соболезнуя и утешая неблагонадежных подданных «законного» мусульманского властителя. По-прежнему шли из России щедрые жертвы, а высшие власти, – называя всех местных христиан «греками», не подозревая глубокой розни между туземцами православными и пришлым греческим духовенством, – в силу трактатов, по мере дипломатической возможности, поддерживали греческую иерархию. Положение православия представлялось в смутном виде. Паломники ближе знакомые с делом не были слышны в руководящих сферах. При Чарторижском русский дипломатический корпус разучился писать по-русски даже официальные бумаги. При Нессельроде инородцы получили полное преобладание над русскими и православными. В середине сороковых годов знаменитый архиепископ Порфирий (в последствии епископ Чигиринский) с горечью указывал, что из шести дипломатических чиновников в Египте, Сирии и Палестине не было ни одного русского и православного, были немцы, евреи, католики, протестанты, весьма сочувствовавшие всем, кроме православных. Их донесениями пользовался протестант граф Нессельроде, и можно представить себе какое традиционное отношение к делам восточного христианства, к очагу и фокусу восточных политико-религиозных отношений – к Палестине и Иерусалиму – установлялось среди наших дипломатических деятелей. Если внизу, в народе, в течение веков Святая Земля духовно сроднялась со Святою Русью и, с другой стороны, из наивных рассказов паломников злые языки извлекали не одну неказистую подробность о палестинском греческом духовенстве, игнорируя при этом туземных не греческих христиан, то высшие слои общества официально имели только те представления о деле, которые доходили до них сквозь двойную призму чуждых православию дипломатических чиновников и греческого клира.

Отношение христианских держав изменилось с 1851 года, когда прусский король обратился к великим державам с предложением выделить из Турецкого государства Иерусалим, предоставив ему некоторую автономию при участии в управлении всех христианских народов. Для протестантов он желал учредить англо-прусского епископа. Одна Англия поняла выгодность предложения и воспользовалась случаем утвердить английское влияние в Палестине. Одновременно с английским епископом, торжественно вступившим в Иерусалим в 1847 году, там же появляется генеральный консул Финн, ревностно преданный делу, отлично знакомый с местными языками и замечательный гебраист. Русское правительство представило возражения против прусского проекта и свой контрпроект, столь же несостоятельный как и прусский и, конечно, столь же холодно принятый великими державами.

Но прибытие англиканского епископа навело на мысль послать на место русскую духовную особу с несколькими монахами для удовлетворения духовных потребностей русских поклонников и отчасти для ближайшего ознакомления с иерусалимскими делами; дипломатические донесения очевидно перестали давать полное удовлетворение. Выбор пал на архимандрита Порфирия (Успенского).

Ученый архимандрит был поставлен в самое фальшивое положение. Он был отправлен в Иерусалим совершенно неофициально, в качестве паломника. Средства Миссии были нищенские. Непосредственных сношений со Святейшим Синодом он не имел, а если и обращался к нему, то годы проходили прежде чем он получал ответ. Осужденный на безвластие, бесправие и бездействие архимандрит Порфирий занялся научными работами, первыми серьезными трудами по изучению дневнехристианского Востока на русском языке. Но, тем не менее, он зорко приглядывался к церковным делам, хотя и не сообщал о них официальными бумагами. Не изданный доселе рукописный дневник его, хранящийся в Академии наук, составляет превосходную картину тогдашних дел, заносившуюся на страницы дневника день за днем, высокопоучительную и теперь, сорок лет спустя. Если б архимандрит Порфирий не был связан по рукам и ногам, если бы мы шли так же открыто и смело, как англичане и латиняне, не стесняясь дипломатическим малодушием, католическая и протестантская пропаганда, отторгнувшая тысячи туземных христиан от православной церкви, начиная с 1848 года, имея против себя такую силу как архимандрит Порфирий, теперь не имели бы права хвалиться своими успехами. Но архимандрит Порфирий был тем камнем, которым пренебрегли зиждущие. Никакого влияния он не мог иметь уже и потому, что в Иерусалиме без денег оно немыслимо, а содержание Миссии было нищенское, в то время как сотни тысяч шли из России непосредственно в бесконтрольное распоряжение Патриарха и Святогробской братии. Миссия стояла в подчинении Патриарху. В Иерусалиме не было даже русского консула: ближайшим дипломатическим представителем России, советы которого были обязательны для начальника Миссии, был генеральный консул в Бейруте, в двухнедельном расстоянии от Иерусалима. Патриарх же сносился через своего константинопольского уполномоченного прямо с российским императорским послом.