Тихо и спокойно проходит детство; учение, работа с родителями в поле. Амос растет замкнутым и молчаливым, он почти не играет со сверстниками. Все чаще родители застают его с книгой, он пытается подражать великим подвижникам: мало ест, мало спит, в зимнее время ходит без шапки, в худой одежде. Все это вызывает беспокойство Стефана и Вассы. Они пытаются заставить его отказаться от поста, но Амос отвечает им словами Писания: «Брашно[11] не поставит нас перед Богом». Видя такую твердость, родители смиряются. Впрочем, они надеются, что, повзрослев, Амос изменится, будет как все. И начинают подыскивать ему невесту. А их сын тем временем встречает двух монахов с Валаама. Те стоят на берегу реки и поют псалмы. Амос кланяется им до земли, подходит за благословением. Удивленные старцы вступают с юношей в разговор. Амос расспрашивает об иноческой жизни, о монастырских порядках. «Что же мне делать, святые отцы? – восклицает он. – Как сподобиться этой ангельской жизни? Родители хотят меня женить; я бы убежал, но знаю, отец найдет меня и вернет домой. И будет только, что ему хлопоты и мне печаль». Мудрые старцы, выслушав юношу, отвечают ему так: «Чадо, естественна есть любовь отца и матери. Мы не можем взять тебя с собой; нет у нас приказа игумена отнимать детей у родителей. Но мы видим, в душу твою уже глубоко проникла любовь Божия. И потому поспеши, чтобы не коснулись злые плевелы твоего сердца». Старцы благословляют его покинуть родительский дом, рассказывают, как добраться до Валаама.

В тот же день юноша говорит родителям, что идет по какой-то надобности в соседнюю деревню. Те, ни о чем не подозревая, отпускают его. Амос приходит на Валаам и принимает постриг с именем Александр. Родители ничего не знают о нем и ищут его три года.

Наконец Стефан узнает от кого-то из странников, что сын его в Спасовом монастыре. Отец тут же отправляется на Валаам.

Дважды приходит игумен в келью Александра, уговаривая его выйти к отцу, и дважды отказывается молодой инок. Меж тем Стефан угрожает настоятелю покончить с собой прямо у ворот обители, «если сей же час не покажут сына». Наконец постриженник выходит из кельи. Отец бросается к нему, обнимает, плачет, шепчет дорогое имя: «Амос, Амос, сын мой, вернемся домой».

Александр мягко отстраняет его: «Отче мой, да послушаешь совета моего. Возвращайся домой один; раздай имущество и уходи в монастырь». И прибавляет: «Если не сотворишь сего, уже лица моего не увидишь».

Стефан в гневе идет прочь. Александр встает на молитву. Что делалось ночью в душах отца и сына? Наутро Стефан приходит к Александру с изменившимся лицом. «Все сделаю, как ты велел, – говорит он юноше. – Не сын ты мне, но отец и учитель».

Вскоре Стефан постригся в Островский Богородицкий монастырь с именем Сергий. Мать Александра Васса также облеклась в монашеский чин, приняв имя Варвары.

Списатель жития – ученик преподобного инок Иродион – рассказывает, что на Валааме Александр был послан в пекарню, где «пребывал смиренно, всех превосходя трудом; носил воду и таскал на себе из леса дрова, утомляя тело свое». Ночью он выходил из кельи и, «обнажив свое тело до пояса, стоял так до утреннего пения; так что все тело его бывало покрыто множеством комаров и мошки». Раньше всех являлся он в монастырскую церковь, всегда стоял на одном месте, сосредоточась на молитве, не позволяя себе даже переступать ногами. И в пост, и не в пост он употреблял только хлеб и воду, и то в малом количестве. Одежду носил такую, что, по выражению списателя жития, «едва прикрывала его наготу».

В монастыре не могли не замечать этих подвигов; об Александре уже шла молва как о великом подвижнике. Но грустно было молодому монаху видеть, что его начинает окружать человеческая слава, – не к ней он стремился. И вот однажды, стоя ночью на молитве, преподобный увидел в окне своей кельи необыкновенный свет, просиявший на востоке. Получив благословение настоятеля на подвиг пустынножительства, Александр ушел из монастыря. Он отправился на восток, в необитаемые тогда места на берегу реки Свири. Там в красивом бору, изобиловавшем озерами, он узрел над одним из пригорков сияние. Здесь он и поселился. Было ему тогда тридцать шесть лет.