Эти речи Немани сопровождались молчанием. Только монахиня Анастасия громко ему прошептала:

«Это величественное одобрение народа, брате Симеоне».

Он смиренно опустил взор и остановил его на краях своей мантии, будучи и сам уверен в этом.

Только когда они сошли по ступенькам, выйдя из церкви, собравшиеся начали подавать голоса и проявлять своё расположение – и восклицаниями, и слезами, а больше всего рыданиями. И эта необычайная торжественность, с радостью и грустью пополам, продлилась ещё некоторое время, a затем народ, собравшийся на окружающих возвышенностях и в долинах рек, потихоньку разошёлся, тогда как вечер, подобно линялой монашеской мантии, опускался на помятую траву.

С двумя новыми монахами остались сын Стефан, новый Великий жупан, дочери, епископ, священники и монахи. Было тут и много князей Немани, воевод и чиновников, которые долго служили при дворе, а также были те, кто прибыл из пограничных стран, чтобы во всём этом лично убедиться и поприветствовать новых монаха и монахиню.

На предложение одной из дочерей, чтобы воинская свита сопроводила её до монастыря в Топлице, где её ждал остаток монашеской жизни, Анастасия мягко улыбнулась и сказала:

«Нет, доченька, мы с сестрой Феодорой пойдём пешком, так полагается и прилично и ей, и мне как монахиням». Новый господин Рашской области жупан Стефан рукой отёр слёзы и, умоляя, прошептал:

«Не надо, мати. Это бы и меня беспокоило, и, конечно же, и отца. Разве твой и отчий ход от дворца сюда не был слишком утомителен? Вот погляди, на возвышенностях белеют каменные стены нашего дворца, от которого вы до этого храма пришли пешком. Поэтому прошу тебя послушаться меня, чтобы я вас двоих сопровождал и отвёз в монастырь в Топлице. Путь до Белой Церкви слишком далёк для ваших лет. Копаоник – высокая гора, на ней много диких зверей, в отдельных местах леса так густы, что там нет ни поселений, ни людей. А путешествие может продлиться дни и ночи».

Анастасия подняла руку и погладила его по лицу:

«Так надо, сыне Стефане. Когда я решила стать монахиней, я хотела испытать искушения, чтобы стать хотя бы малой жертвой во славу Великого Господа и Спаса нашего».

Услышав это, Неманя широко раскрыл глаза и взглядом, полным благодарности, взглянул на её лицо. Затем перекрестился и сказал:

«Если ты так решила, пусть так и будет. Бог тебе в помощь».

И Анна ему в знак одобрения ответила благодарным взглядом. Отец и сын взглянули друг на друга, и оба молча кивнули.

Новый жупан, Стефан, выступил вперёд и поцеловал руку отцу и матери, затем медленным шагом вернулся на своё место и встал слева от них, в нескольких шагах от епископа.

В этот момент внимание их привлекло то, что происходило на небе, и все взглянули наверх. Два сияющих голубя летели к ним в стремительном падении. И когда казалось, что они разобьются у их ног, остановились, облетели правильным кругом вокруг головы Стефана, а затем устремились ввысь. Когда они оказались на месте, на котором останавливается в полдень Солнце, они разделились. Один улетел к лесу и монастырю Студеница, а другой – к Копаонику.

Неманя, ныне монах Симеон, посмотрел на свою ладонь и на два обручальных кольца, его и Анастасии, которые носили они до пострига[3].

Тогда правитель и правительница соприкоснулись ладонями. И оба на мгновение почувствовали тот самый трепет, как тогда, когда впервые увидели друг друга, хотя теперь их пути вели в противоположные стороны.

В их сердцах, и в душах присутствующих, затрепетало чувство понимания того, что это бесконечное начало их пути в вечность.

И пока они прощались, понимая, что никогда больше не увидятся, монах Симеон и монахиня Анастасия почувствовали, что теперь они ещё ближе друг другу.