Персивалю, похоже, надоели ее разглагольствования.

– Как, ты сказала, тебя зовут? Гвинет? – он произнес ее имя так, будто это было худшее из существующих оскорблений. – Я бы не рассчитывал, что Архонт спасет тебя, – его карие глаза скользнули по мне. – Надеюсь, вы обе понимаете, что выживет только один из всех? Может, сделаем ставки, кто из нас первым умрет? – тут он нахмурился. – Хотя это, пожалуй, бесполезно. Мертвые не платят.

– Что значит «выживет только один из всех»? – резко спросила Гвинет.

– Всё из-за нее, – буркнул лысый.

Гвинет в ужасе вытаращила глаза.

– Нет-нет, выживут, конечно, все, кто невиновен. В этом и цель испытания.

– Как я уже говорил, – Персиваль отряхнул подол своей мантии, и я заметила вышитый фамильный герб. Дракон. – В глазах Ордена виновны мы все. Мы – Кающиеся. Мы просто не можем быть невиновны.

Он вовсе не казался напуганным. Может, был уверен, что именно он окажется избранным и будет прощен.

А я вдруг поймала себя на мысли, что имя-то мне знакомо. Де Монфор. Где проходил его отец, там оставались окропленные кровью поля и разоренные города. Тогда на поле боя никому не было пощады, и даже пленных жестоко убивали. А началось все с поднятого знамени этого семейства…

Гвинет улыбнулась мне.

– Если выжить должен только один, тогда это буду я. Я служу Архонту. Это единственная цель моего существования. Не думаю, что ты можешь сказать то же о себе.

– И я – покорный слуга Архонта, – рявкнул лысый.

Время от времени кончик лезвия царапал мои запястья, но я не подавала виду.

– Я трепещу перед ликом Архонта, но нет, служение ему не является для меня причиной бытия.

– Язычница, – презрительно прошипела Гвинет.

Грубая веревка натирала кожу, но я чувствовала, что вот-вот избавлюсь от нее.

– Многие философы говорят, что нами движет наслаждение, другие утверждают, что нас принуждает власть. Полагаю, всем нам просто нужна цель, но это необязательно означает, что она будет одна для всех нас. Вы видите смысл жизни в служении Архонту. Я – нет. Орден говорит, что он любит нас, но я чувствую лишь его гнев. Поэтому для меня Архонт – воплощение ужаса.

Моей целью были безопасность и благополучие Лео. Я жила, чтобы помочь ему увидеть во мраке Мерфина красоту этого мира – тепло солнца на коже, шумный плеск воды по камням, благоухание весны, в очередной раз одолевшей зиму. Архонт меня пугал, но я все равно его не любила.

А потому все, о чем – точнее, о ком – я могла думать, это маленький мальчик, который ждал меня у моста, заросшего мхом, ждал и боялся, что я не приду.

Но вот оборвалась последняя нить моих пут, и я была готова к возвращению.

Я сбросила перчатки на землю. Темная магия бурлила внутри меня, предвкушая новое убийство.

Я придвинулась ближе к повозке, ослабляя веревку на шее, и уставилась на идущего рядом Луминария в доспехах. У него не было шлема, а по шрамам на челюсти можно было предположить, что за плечами у него была не одна битва.

Однако магия жутко пугала даже самых закаленных солдат.

Я вытаращила глаза и забормотала на выдуманном языке:

– Ирсира молу локчи ниор монтеле бедду…

Он крепче перехватил свой меч.

– Ты это прекращай. Что еще выдумала? – в его голосе сквозила паника.

Но я и не думала останавливаться.

– Омини спириту идди либири диритта ханно…

Гвинет вскрикнула.

– Что она говорит?

– Остановите это! – завопил Луминарий. – Она хочет меня проклясть. Не смей, слышишь, не смей!..

– Серпенти! – выкрикнула я последнее слово заклинания.

Едва он замахнулся на меня мечом, я резко отклонилась назад, так что веревка натянулась.

Лезвие легко рассекло веревку.