– Ваш заказ готов! Давай кушать, родная! – воскликнул он, с гордостью указывая на кофе.

Он отодвинул стул, приглашая её сесть, и в этом простом жесте было столько нежности, что сердце Д. сжалось.

Она уселась, а он тут же налил ей чашку кофе – крепкого, ароматного, именно такого, как она любила.

И в этот момент кухня наполнилась не только запахом свежей выпечки, но и чем-то большим – их любовью, их теплом, их маленьким миром, в котором было место только для них двоих.

– Ну как? – спросил он, с нетерпением наблюдая, как она отламывает кусочек бамбла.

– Восхитительно, – ответила она, и в её глазах читалось гораздо больше, чем просто удовлетворение от еды.

На столе же уже был омлет, круассаны, которые только достал из духовки, сырная тарелка, кофе и апельсиновый сок. П. всегда говорил, что не завтракает, но никогда не отлынивал приготовить что-то для жены и составить ей компанию, даже если очень спешил.

Они как обычно шутили, где-то обсуждали персонажей книг, где-то политику, а чаще всего звучали абстрактно-философские мотивы устройства мира, где они обычно бурно спорили, но никогда не ругались по-настоящему.

Потом П., достал мятую бумажку и протянул ее супруге, в которой она увидела очередную песню, смысл которой до конца могли понять только двое:

Легкой походкой под разрывы ядерных бомб,

Она меня ведет – ты не сочти за моветон.

Мои мысли-скакуны несутся быстрее света,

Я тебя найду однажды, моя девочка Вендетта.


Запах керосина на пути лупит по ноздрям,

Нам было больно, но мы с ней на равных долях.

И нищету мы пережили, и войну —

Она держала меня за руку, когда я шел ко дну.


Со стеклянными глазами цвета самой темной бездны,

Волосами ниже пояса, в парашютном комбезе.

Улыбается всегда белоснежными зубами,

А тропинка у сапог её усыпана цветами.


Мои песни все были написаны только о ней,

Давай же, покажи мне эту жизнь – ударь больней!

Чтобы горело ярко сердце светом из окон,

Ты мой оператор – я твой камикадзе-дрон.


И мне не надо рядом никого,

Пойдем гулять с тобой по минам до окончания веков.

Над головою, покуда нам светит солнце бродяг,

Мы с тобою до победы – а значит, будет крутяк!


Мне послышался твой голос за окопами врага,

А значит, чтобы ни произошло – нам надо туда.

Чувствую твое дыхание после первой же контузии —

Твоя любовь – капкан: если засунешь – откусит.


Фиолетовые блики твоих глаз сводят с ума,

Коса нашла на камень, порвалась тетивой струна.

Остыла преисподняя, загорелся первый снег,

Когда я посмотрел в твои глаза – начался новый век.


Эта встреча тут была предопределена,

На южном повороте, в небо, под рассыпалась луна.

Осталось послевкусие большой и пронзительной битвы —

Я достиг того чертога, где звучат твои молитвы.


Вот стою перед тобой, моя муза смерти,

Отдаю себя всего в этом запечатанном конверте.

У всякого падения с высоты есть много своих плюсов —

Верь каждому дыханью предрассветной музы.


Она подняла глаза, и в этом взгляде было столько безмолвной мольбы, столько невысказанных слов, что он почувствовал, как что-то внутри него дрогнуло. Пальцы её дрожали, когда она медленно, словно боясь спугнуть этот миг, прижалась к его груди.

Его сердце билось ровно и гулко, как далёкий колокол, а её дыхание было лёгким, как дуновение ветра. Она не произнесла ни слова, не нужно было. В этом молчаливом объятии было больше правды, чем во всех их разговорах, больше обещаний, чем в любых клятвах.

Он почувствовал, как её тело расслабляется, как напряжение покидает её плечи, и сам не заметил, как его руки обняли её, прижимая ближе, защищая от всего мира, который вдруг перестал существовать.

Несмотря на выходной день П., нужно было на работу. Теперь он работает в администрации Президента, в хорошем кабинете, со всеми благами, причитающимися легендарному герою, она же отказалась от идеи работать вместе, решив соблюдать баланс устроилась работать в международный консалтинг, что не мешало им вместе выходить на прогулку и в какой-нибудь ресторанчик на обед, ведь их офисы были совсем рядом, почти на одной улице.