– Ваш заказ готов! Давай кушать, родная! – воскликнул он, с гордостью указывая на кофе.
Он отодвинул стул, приглашая её сесть, и в этом простом жесте было столько нежности, что сердце Д. сжалось.
Она уселась, а он тут же налил ей чашку кофе – крепкого, ароматного, именно такого, как она любила.
И в этот момент кухня наполнилась не только запахом свежей выпечки, но и чем-то большим – их любовью, их теплом, их маленьким миром, в котором было место только для них двоих.
– Ну как? – спросил он, с нетерпением наблюдая, как она отламывает кусочек бамбла.
– Восхитительно, – ответила она, и в её глазах читалось гораздо больше, чем просто удовлетворение от еды.
На столе же уже был омлет, круассаны, которые только достал из духовки, сырная тарелка, кофе и апельсиновый сок. П. всегда говорил, что не завтракает, но никогда не отлынивал приготовить что-то для жены и составить ей компанию, даже если очень спешил.
Они как обычно шутили, где-то обсуждали персонажей книг, где-то политику, а чаще всего звучали абстрактно-философские мотивы устройства мира, где они обычно бурно спорили, но никогда не ругались по-настоящему.
Потом П., достал мятую бумажку и протянул ее супруге, в которой она увидела очередную песню, смысл которой до конца могли понять только двое:
Легкой походкой под разрывы ядерных бомб,
Она меня ведет – ты не сочти за моветон.
Мои мысли-скакуны несутся быстрее света,
Я тебя найду однажды, моя девочка Вендетта.
Запах керосина на пути лупит по ноздрям,
Нам было больно, но мы с ней на равных долях.
И нищету мы пережили, и войну —
Она держала меня за руку, когда я шел ко дну.
Со стеклянными глазами цвета самой темной бездны,
Волосами ниже пояса, в парашютном комбезе.
Улыбается всегда белоснежными зубами,
А тропинка у сапог её усыпана цветами.
Мои песни все были написаны только о ней,
Давай же, покажи мне эту жизнь – ударь больней!
Чтобы горело ярко сердце светом из окон,
Ты мой оператор – я твой камикадзе-дрон.
И мне не надо рядом никого,
Пойдем гулять с тобой по минам до окончания веков.
Над головою, покуда нам светит солнце бродяг,
Мы с тобою до победы – а значит, будет крутяк!
Мне послышался твой голос за окопами врага,
А значит, чтобы ни произошло – нам надо туда.
Чувствую твое дыхание после первой же контузии —
Твоя любовь – капкан: если засунешь – откусит.
Фиолетовые блики твоих глаз сводят с ума,
Коса нашла на камень, порвалась тетивой струна.
Остыла преисподняя, загорелся первый снег,
Когда я посмотрел в твои глаза – начался новый век.
Эта встреча тут была предопределена,
На южном повороте, в небо, под рассыпалась луна.
Осталось послевкусие большой и пронзительной битвы —
Я достиг того чертога, где звучат твои молитвы.
Вот стою перед тобой, моя муза смерти,
Отдаю себя всего в этом запечатанном конверте.
У всякого падения с высоты есть много своих плюсов —
Верь каждому дыханью предрассветной музы.
Она подняла глаза, и в этом взгляде было столько безмолвной мольбы, столько невысказанных слов, что он почувствовал, как что-то внутри него дрогнуло. Пальцы её дрожали, когда она медленно, словно боясь спугнуть этот миг, прижалась к его груди.
Его сердце билось ровно и гулко, как далёкий колокол, а её дыхание было лёгким, как дуновение ветра. Она не произнесла ни слова, не нужно было. В этом молчаливом объятии было больше правды, чем во всех их разговорах, больше обещаний, чем в любых клятвах.
Он почувствовал, как её тело расслабляется, как напряжение покидает её плечи, и сам не заметил, как его руки обняли её, прижимая ближе, защищая от всего мира, который вдруг перестал существовать.
Несмотря на выходной день П., нужно было на работу. Теперь он работает в администрации Президента, в хорошем кабинете, со всеми благами, причитающимися легендарному герою, она же отказалась от идеи работать вместе, решив соблюдать баланс устроилась работать в международный консалтинг, что не мешало им вместе выходить на прогулку и в какой-нибудь ресторанчик на обед, ведь их офисы были совсем рядом, почти на одной улице.