Так иногда нарушают технику безопасности рисковые альпинисты в отсутствие контроля. Это они называют – пройти на «халяву». Если бы кто-то из ответственных инструкторов увидел нас в этот момент, то дисквалифицировал бы, как альпинистов, за отсутствие страховки.

Подгоняемые естественным страхом, мы вышли на менее крутой участок и яркие солнечные лучи, усиленные отражением от кристалликов льда, ударили в лицо, заставив на миг, от неожиданности, распластаться на животе.

Божественный источник жизни уже приблизился к закату за западную горную цепь. Значит, день кончается, вот это да! Нам бы немедленно спускаться – иначе гибель! Выше снова лишь рваный лёд, зажатый, как река, вертикальными скалами. Ещё выше – заснеженный пик, с которого и спускается ледопад. Здесь нет возможности ночевать.

«Как же в этой гонке день быстро пролетел!» – подумал я.

Олег остановился. Здесь уже можно было стоять на ногах, но исключительно в «кошках». Он резко сбросил свой рюкзак в узкую, присыпанную сухим снегом, мелкую трещину:

– Подстрахуй его, чтоб не скатился. А я налегке сбегаю в разведку – посмотрю: как там дальше…

Я молча сел, не снимая рюкзак, на острый край этой же трещины, и лёд от моего тепла начал быстро таять и мочить мою пятую точку насквозь. Отдых был так себе… Штаны мокли, лезвие ледяной трещины врезалось в зад, а чтобы не съехать в пропасть приходилось напряженными ногами упирать «кошки» в лёд. Сидеть можно лишь спиной к уходящему наверх склону. Одной рукой я упирался для разгрузки пятой точки в тот же край трещины, другой придерживал рюкзак Олега. Даже достать «хобочку», чтобы подложить под попу, было затруднительно, хотя она была пристёгнута к клапану рюкзака. И я, будучи уверенным в том, что через минуты спуск, не стал делать лишних движений. «Не сахарный, – подумал я, – не растаю». Тем более, что больше трёх минут вряд ли так просидишь. Даже свой рюкзак некуда устроить, трещина давала место только для одной поклажи. И мой куль медленно насаживал меня на ледовое остриё дополнительно к весу тела.

Сейчас, сейчас он всё увидит и поймёт. Я ждал и знал, что сию же минуту Олег наткнётся на ту самую непроходимую трещину, которую я «увидел» ещё в начале дня, «вижу» как она выглядит во всей своей красе и сейчас. Её не перескочить и не обойти ни с одной стороны, она похожа на бергшрунд (отрыв ледника от скалы под своим весом). Мне даже не хотелось на неё посмотреть воочию, незачем, спиной «вижу».

Сижу и смотрю в пропасть, откуда мы поднялись и представляю, сколько ещё усилий и времени потребуется сейчас на спуск. Хватило бы светового дня на это! Спускаться можно лишь медленно, не ускоришься. За вертикальным изгибом ледопада даже не видно этот участок спуска. Сколько сотен метров – не определить. Далеко внизу извивается язык ледника, по которому мы поднимались в первой половине дня. А за ним – прогретая солнцем «зелёнка» растворяется в дымке, удаляясь вниз… Через минуты закат и у нас будет часа два – три до густых сумерек, дай бог. Вокруг один рваный лёд и не то, что ночёвка, даже получасовая остановка невозможна.

Успели только эти мысли мелькнуть у меня в голове, как я услышал призыв Олега:

– Иди сюда, посмотри!

«Сейчас, сейчас, – подумал я, – уже бегу».

И, даже не оглядываясь в его сторону, крикнул ему:

– Что, глубокая трещина?

– Да!

– И широкая?

– Да!

– Не пройти и не обойти?

– Да!

– А с другой стороны смотрел?

– И с другой не обойти.

– Так иди обратно! – закончил перекличку я.

Он вернулся подавленным:

– Что будем делать?

– А ты случайно не собрался штурмовать тот пик, что у меня за спиной?