– Нет. Максим только сказал как-то вскользь, что охраняет банкиршу, только имя не называл. Зачем оно мне?

– Вы давно в разводе?

– Чуть больше года.

– Какие у вас отношения?

– Плохие. Иначе бы не разводились.

– Но вы же общались?

– У нас растет сын. Максим собирался вчера вечером заехать. А потом позвонил, жаловался, что неожиданно вызван на работу. Он чаще всего приезжал в субботу или в воскресенье. В будние дни допоздна занят.

– Лидия, я чувствую, нам будет необходимо встретиться, чтобы вы поподробней ответили на все наши вопросы, которые, кстати, полностью не готовы, следствие только начинается.

– А когда будут похороны?

– Тоже еще неизвестно. Вы запишите все наши телефоны, и мы будем созваниваться. – Алексей Михайлович продиктовал номера своих телефонов и, по безмолвному знаку Турецкого, его тоже. Потом спросил Лидию: – Кому еще из близких людей нам следует сообщить о гибели Максима Николаевича?

– Родителям.

– Они живут в Москве?

– В Москве, – сказала Сурманинова и с горечью добавила: – Это мы, считай, за городом, а они в Москве, на Таганке.

Записав телефон родителей, Курточкин скорчил плаксивое лицо:

– До того неохота сообщать им такую весть – хоть в петлю лезь.

– Надо было узнать про них поподробней, – сказал Александр Борисович. – Может, они такие старые и больные, что нужно предварительно «скорую помощь» подогнать, а потом говорить про гибель сына.

Еще раз позвонив бывшей жене погибшего, Алексей Михайлович узнал, что родители Сурманинова люди сравнительно нестарые, оба едва достигли пенсионного возраста, работают, а по выходным в хорошую погоду, как сегодня, часто ходят в однодневные походы. Следователь позвонил им, не застал, чем и остался доволен – лучше сообщить прискорбную весть попозже.

Трудовая книжка Сурманинова требовала специальной расшифровки – сплошные ООО и АОЗТ. Вот у Пресняковой все понятно, да и мест работы она сменила мало. Последние четырнадцать лет работает в «Сердце России». Видимо, похвальная усидчивость и привела к такому взлету карьеры. На четырех должностях сидела: консультант ипотечного отдела, заведующий там же, заместитель председателя правления, первый заместитель.

Следователи попросили Татьяну Васильевну сделать ксерокопии нужных бумаг, после чего ее отпустили и стали беседовать с Востриковым.

– С чего начать?

– Если можно, Богдан Кириллович, расскажите о том, чем занималась Тамара Афанасьевна последнее время.

– Тут последним временем, пожалуй, следует считать года полтора-два. Весь этот период Преснякова выполняла совершенно неподъемную работу. Без преувеличения это можно назвать событием, важнейшей стратегической вехой на пути дальнейшего упрочения банковского сектора России, революцией в области финансовой отчетности и оценки кредитных рисков, методов корпоративного управления кредитными организациями…

Востриков увлекся и не сразу заметил, что за этим пафосом и обилием специальных терминов сторонним людям трудно уловить суть дела. Лишь когда Александр Борисович, улучив момент, задал ему наводящий вопрос, председатель правления «Сердца России» попридержал коней: перестал петь осанну своей подчиненной. Все-таки перед ним сидят не специалисты, им нужно объяснять подоходчивей, как студентам финансовой академии, да не просто студентам-первокурсникам.

– Попросту говоря, Тамара Афанасьевна провела в стране банковскую реформу, положительно отразившуюся на деятельности кредитных организаций. По ее инициативе состоялся переход деятельности российских банков на международные стандарты. Причем в этом переходе заслуга моей заместительницы, обладающей огромным организаторским талантом, пожалуй, даже больше, чем моя. Это была ее вотчина, она отвечала за проведение реформы, что хорошо известно всем специалистам. Возможно, именно поэтому пострадала она, а не я, хотя готовые директивные документы рассылались по стране за моей подписью как председателя правления.