– А жить на что?

– Я у Архангельского десятку займу. До получки.

– Займи, – вяло говорит Рита и кладёт трубку.

Она возвращается на кухню.

– Твой? – поджимает губы Люська. – Он скоро с прибором на работе и спать будет. Что ты с ним видишь?

– Наверно, ничего, – говорит Рита.

Вид у неё усталый и подавленный.

– А Ларка, – продолжает Люська, – в кожаном пальто. Сапожки замшевые на шпильках. Английские, что ли?

Сама вся ухоженная – волосок к волоску. И французскими духами пахнет. Прямо облако вокруг неё.

Рита сидит на тонконогой табуретке, широко расставив ноги в стоптанных войлочных шлёпанцах, и медленно слизывает варенье с ложки.

– Ты на себя в зеркало посмотри. Мымра вылитая! Когда в парикмахерской последний раз была?

– Давно, – признаётся Рита.

– Давно… – передразнивает Ритину интонацию Люська. – А годы-то тю-тю! Прощай, молодость! Морщинки, килограммы лишние. Скоро никому не нужны будем. Если только внукам.

Рита улыбается невольно.

– Давай в театр сходим, – предлагает Люська, – И то развлечение.

– А дети?

– С детьми пусть Медведев посидит. Не развалится.

– Не развалится, – соглашается Рита. – Только давай лучше маму попросим.

– Кого ж ещё просить, как не маму… – женщины вздыхают глубоко и сидят некоторое время задумавшись, молча.

– Не понимаю я тебя, – говорит Лара. – Он же непрактичный такой, неприспособленный, недотёпа. Ничего в жизни не добьётся.

– Я люблю его, Лара.

– Замуж по любви только в романах выходят.

– А как надо? По расчёту?

– По уму.

– По уму – это за Николаева? Деньги, карьера, квартира трёхкомнатная.

– А что в этом плохого? Надёжный тыл. Другая бы на твоём месте ни минуты не думала.

– А я и не думаю.

– Это и видно!

– Мам, ты одолжишь мне денег? Оленьке пальто зимнее мало, новое покупать надо, – Рита старается смотреть в сторону.

– Одолжу.

– Мам, ты не думай… Мы подзаработаем – отдадим. Юра прибор закончит, ему премию должны дать. И у меня тринадцатая скоро… Потом отдадим.

– А жить сейчас надо, дочка. Я не вечная. Муж он у тебя или кто? Почему не можешь заставить его зарабатывать на семью?

– Мама! Я прошу тебя!

Мать медленно идёт к тумбочке, где хранится постельное бельё, тяжело, с кряхтеньем нагибается, достаёт деньги.

– На. Пальто купите хорошее. Дорогое. Чтоб не хуже других была. Себе тоже что-нибудь купи. Здесь хватит.

Рита прижимается к материнской щеке. Молчит.

– Ты у меня такая красавица. Такие женихи у тебя были!

– Были да сплыли.

– И что бы ты без меня делала? – вздыхает мать. Оленька спит, дышит глубоко, ровно. Рита прислушивается – не закашляется ли? Но Оленька спит спокойно. У Риты теплеет на душе. Может и ничего, может обойдётся. Молока горячего с мёдом попили, ноги в горчице погрели – отойдёт простуда.

Она подходит к зеркалу, смотрится в его бесстрастную, серую глубину. Права Люська – морщинки, килограммы лишние. Годы идут. И сегодня она – уже не та Рита, красавица с ямочками на щеках, ослепительной белозубой улыбкой, королева студенческих балов. Сегодня королева Ларка. У той всё было рассчитано, выверено… Ещё в институте. Та твёрдо знала, что нужно для успеха, для благополучия, и не прогадала.

А она? Почему её жизнь – это вечная тревога за непрактичного, неприспособленного Медведева, частые болезни дочки, постоянная нехватка денег – вся эта хроническая озабоченность и усталость? Неужели она, Рита, недостойна лучшего?! Лучшей судьбы, жизни без тяжёлых забот, с модными нарядами… А как хочется быть красивой! Такси, вместо переполненного в час пик общественного транспорта, французских духов, наконец! Ведь всё это могло быть… И контрамарки на премьеры, и путешествия на Золотые Пески, а не в вологодскую пустеющую деревеньку, где живёт в избе-развалюхе старая тётка Медведева.