– Нет, не сюда, а сюда! – противится ему Лиза. – Дай мне!

– Нет, не дам! – кричит брат и толкается, а та сразу в слезы. Актриса!

– Воу, воу! – рычит Слава. – Полегче! Это что такое тут происходит? Никита, тебе не стыдно Лизу толкать?

– А чего она? – тут же в ответ раззявливает рот мальчик и тоже включает сирену. Лиза же, в свою очередь, истерику прекращает и выхватывает паровозик, отчего Никита плачет еще громче.

– Так, стоп! – включаюсь я, отставляя бокал подальше. – Дед Мороз в окно за вами следит сейчас и хмурится. Слышите?

Дети тут же замолкают, а в камине в этот момент как по заказу громко трещит полено.

– Вот! Это он сердится! – шепчет Слава, блестящими глазами посматривая на меня.

– И что? – еле слышно произносит Никита. – Подарки нам не принесет?

– Непослушным детям он приносит мятный Тик-так! – округляет глаза Кобзарь. – Это какашки Снеговика!

Я не выдерживаю, и прыскаю от смеха. Боже мой! Надо же такое выдумать. Дети не замечают моего веселья и проникаются серьезностью ситуации. Еще бы, новогодние подарки на кону! Ведут себя спокойно и больше не ругаются.

– Помнишь, мы с тобой в приставку рубились? – спрашивает вдруг Слава, вставляя батарейки в новенький паровозик.

– В том доме в лесу? – припоминаю я.

Это была наша первая официальная встреча с Катей, папа нас в этот день познакомил с ней и ее сыном. До этого в школе Слава меня, разумеется, не замечал. Еще бы, кто обращает внимание на двенадцатилетнюю влюбленную сикуху?

– Да. Ты мне рассказала тогда, что на каждый Новый год пишешь желание на бумажке, сжигаешь ее и бросаешь в лимонад.

– Я и сейчас так делаю! Каждый год пишу! – поднимаю на него свой горящий взгляд и закусываю нижнюю губу. Возможно, это действие шампанского, но я ощущаю себя жутко соблазнительной. В коротком платье, черных капроновых колготках и отсутствии лифчика. Волшебное сияние елки, отблики теплого света от камина и мой краш из детства дарят ощущение сказки.

– И что? Сбываются желания? – взгляд карих глаз немного темнеет, а воздух становится таким густым, что хоть ножом режь.

– Я всегда загадываю одно и то же. Пока оно не сбылось, но я верю, что обязательно исполнится!

А потом резко становится шумно. Одновременно приезжают бабушка с дедушкой, Сенька, и две семейные пары с четырьмя детьми. Трое из них – ровесники наших мелких, а старшая Лена – ей двадцать один. Зачем она с родителями к нам приперлась, ума не приложу. Никогда мне не нравилась, и это взаимно. Этакая «ценительница прекрасного». Она все детство занималась музыкой и даже, одно время, играла со Славой в их школьной рок-группе «Желуди». В детстве она была тощая как палка, а сейчас какого-то хрена у нее выросли сиськи и задница, которые она обтянула ярко-красным платьем. Фу, кринжатина!

Они тепло приветствуют друг друга, Слава заключает ее в объятия и звонко чмокает в щеку, отчего Леночка просто светится от счастья. Ее, значит, так встретил, а меня просто «Привет, Мелкая!» Внутри аж все клокочет от возмущения.

Нацепив радостную улыбку, я обнимаюсь с бабушкой и дедушкой, тереблю Сеньку по голове. Ему уже шестнадцать, вымахал с папу ростом, вредный, капец! Он прилетел на три дня раньше меня.

Дети кричат и смеются, нарядные Катя с папой спускаются в гостиную, весело переговариваются с друзьями. Лена что-то громко рассказывает моей бабушке и мерзко хохочет.

Мы накрываем на стол, я раскладываю вилки и ножи, Сеня салфетки, а Слава расставляет тарелки. Я так хочу дотронуться до него, что мне становится просто невмоготу, но я сдерживаюсь. Не хочу в его глазах выглядеть влюбленной идиоткой. И вообще, у меня есть Паша, который смотрит так, что ноги подкашиваются, заботится обо мне и балует. От сводного брата максимум, чего я за все эти годы добилась, это сухой чмок в щеку на мой пятнадцатый День рождения, плюшевый мишка и букет цветов в момент, я когда сломала руку на тренировке. Я ему неинтересна. А то, что он отреагировал на меня наверху, просто физиология. Да, именно так.