А заявление рассматривают в течение десяти рабочих дней.

Милая девушка в белой рубашке заверила меня, что о решении комиссии можно не беспокоиться — оно будет принято в мою пользу. Но мне ведь надо на что-то жить эти две недели. Я не смогу растянуть пачку мюсли на четырнадцать дней, даже при условии, что я мало ем.

Хотя бы можно не бояться, что меня выкинут из квартиры. Я все-таки заплатила за два месяца вперед — крыша над головой на это время у меня точно есть.

Придется идти сдаваться маме. Какими бы ни были отношения между нами, я — ее дочь. Да и те крохи, которые я попрошу в долг на пару недель, явно не ударят по ее кошельку. У нее теперь свой медицинский центр, моя мама — деловая женщина с собственным бизнесом, которым она успешно управляет.

Я боюсь звонить и сообщать маме о своем возвращении, так что решаю сразу поехать в их с Федором Николаевичем дом. Рассчитываю на то, что сегодня воскресенье, и я смогу застать их в домашней дружественной атмосфере.

Покупаю тортик на последнее, не могу я вот так нагло заявиться с пустыми руками.

Здесь почти ничего не поменялось. Те же качели, та же начищенная плитка под ногами. Единственное, что сразу бросается в глаза — детский уголок с горкой, песочницей и ярко разрисованным домиком.

Неосознанно накрываю ладонью свой живот. Дыхание перехватывает. В висках начинает болезненно стучать, когда я думаю о…

Нельзя.

Мне нельзя впускать эти воспоминания в себя.

Звоню в дверь, натягиваю приветливую улыбку, двумя ладонями обхватывая коробку с тортом. Пытаюсь унять волнение в кончиках пальцев.

Либо моя мама перестаралась с косметическими процедурами, либо у нее совершенно отсутствуют эмоции при виде меня.

— Привет, мам, — я неловко обнимаю ее, не чувствую рук на своей спине. Она остается безучастной. — Как дела?

— Были хорошо… — тянет задумчиво, окидывает меня внимательным взглядом. — Что ты здесь делаешь, Марта?

— Ты не рада меня видеть? — спрашиваю прямо, прячу тортик, потому что она уж очень презрительно смотрит на него.

— Ну почему сразу не рада? Я просто не ожидала.

— Впустишь?

— Только не шуми. Федя прилег отдохнуть. Всю ночь уснуть не мог — в последнее время бессонница совсем его одолела. Если бы ты позвонила заранее, я бы, конечно, тебе об этом сообщила. Ну, раз ты уже здесь… — мама делает шаг в сторону, я проскальзываю внутрь дома, сбрасываю свои удобные разношенные кроссовки, меняя их на гостевые тапочки.

Символично.

А где он? Мой настоящий дом с моими тапочками.

— Так зачем ты приехала в Россию, дочь? У тебя ведь карьера, я читала пару статей, которые ты мне отправляла. На остальное времени не нашлось, у меня столько дел постоянно в клинике. С одним договорись, второму позвони…

Мама двигается как-то слишком нервно.

Все время поправляет волосы, смотрит в сторону гостиной из кухни, раздраженно поджимает губы.

— Мам, я… Я закончила с этим. Больше не могу.

— Как это не можешь? Ты бросила образование ради своих кривляний, а теперь заявляешь мне такое? Чем ты собираешься на жизнь зарабатывать, Марта? На меня не рассчитывай, ты уже взрослая, так что даже не думай перекладывать свои проблемы на чужую голову.

Чужую.

Да, именно чужую.

— Тебе совсем не интересно, что у меня случилось, да? Не хочешь спросить, почему я бросила любимое дело?

— И почему же? — мама словно делает мне одолжение своим вопросом.

Я киваю на ногу, она качает головой и скрещивает руки на груди.

— Это все твои причины? Сколько уже прошло?

— Четыре месяца. Четыре с половиной, — отвечаю сдержанно, рассматриваю цветные кастрюли на плите, потому что не могу встретиться взглядом с мамой и выдержать скрывающееся в ее взгляде осуждение.