Делаю прерывистый вдох и изо всех сил стараюсь не заплакать, сосредоточив все свое внимание на стоящей на тумбочке бутылке вина. Но срываюсь. Слезы водопадом льются из глаз и я задыхаюсь отчаянием. В голове лишь обрывки мыслей и они не дают мне и шанса на нормальное дыхание.

Разработки. Украли разработки? Значит пострадал Ян. Но как же система безопасности, он же помешан на безопасности! О каких деньгах он говорил мне сейчас? Что он имел в виду и какое кино? Была камера наблюдения, черт! Лекс… Ян… Что теперь?

Раздираемая этими мыслями, я подхожу к чемодану, дрожащими руками беру необходимые вещи, чтобы одеться, и на ватных ногах возвращаюсь в ванную комнату. Закрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной, глядя в зеркало прямо перед собой.

Я же просто хотела сохранить свою тайну любой ценой…

Готова ли я была заплатить именно такую цену? Нет. Я была уверена, что Ян не допустит утечки и что у него все на уровне!

Готова ли я рассказать о шантаже? Нет. Потому что тогда все было зря.

Ян… Черт! Теперь он не простит, он вышвырнет меня из квартиры своего брата и оборвет все концы. Я останусь одна, наедине с чувством неисчерпаемой вины…

…но не с чувством убийственного стыда за фотографии.

Стыд или вина?

Is the devil any better than the deep blue sea? (Разве Дьявол лучше глубокого синего моря?) Кажется, на русском языке это звучит как-то совсем смешно: хрен редьки не слаще. Но, раз уж я уже натворила дел, продолжу защищать себя и постараюсь всем, чем только смогу, помочь Яну и Лексу.

У меня нет с собой часов, поэтому я не знаю, сколько времени я провожу в ванной на самом деле. Кажется, что несколько часов, если честно. Я сижу на полу ровно до тех пор, пока поток моих слез не иссякает.

Жалость к себе сейчас это лучшее, что я могу себе позволить.

Понятия не имею, вернулся ли Лекс, но нельзя здесь прятаться вечно, даже если очень хочется. Набравшись смелости, я распахиваю дверь и выхожу в комнату. Направляюсь к своему чемодану, чтобы бросить туда полотенце, и замечаю движение на кровати.

Лекс.

Он лежит с ноутбуком на коленях и смотрит в монитор, изредка что-то нажимая на тачпаде. Концентрирую взгляд на его лице и только сейчас замечаю припухшую губу и маленькое красное пятнышко.

Подрался?

С кем?!

Пока я продолжаю стоять столбом и боюсь сдвинуться с места, парень поднимает голову и впивается в меня полным ненависти взглядом. Стискивает зубы, отчего скулы его заостряются, и, качнув головой, вновь опускает взор на экран ноутбука.

– Сюда иди, – без намека на отказ, произносит он.

И я повинуюсь. Подхожу к постели с его стороны и останавливаюсь, ожидая новой череды оскорблений и агрессии.

– Смотри, – садится на край кровати и поворачивает ко мне монитор.

На экране мне транслируется видеозапись из бара. Монохромная, зернистая, как-то странно увеличенная… На видео я с ноутбуком Лекса в руках, стою в махровом халате и выгляжу неимоверно жалкой. Дени не видно, лишь его рука мелькает, когда он забирает ноутбук и протягивает мне конверт. Кадр очень сильно приближен и, тот момент, когда я отходила пересчитывать фотографии, его попросту не видно. На записи видно лишь то, что я отдаю ноутбук и получаю конверт.

Конверт с деньгами! Боже мой, Лекс подумал что это конверт с деньгами!

Чувствую на себе взгляд сводного брата. Он блуждает по моему лицу, считывает мои эмоции, пока видео не заканчивается.

– Сегодня утром Ян в сети нашел наш архив с разработкой, – тихо говорит Лекс. – Он зашифрован, его анонимно выставили в сеть на взлом за огромные бабки. А мне прислали этот… шедевр, сука, домашнего кинематографа. Я не знаю, на что ты рассчитывала, когда продавала доступ к моему компу, какие иллюзии тешила… Но из-за тебя мы теперь в жопе.