Вечером дома так никто и не появился. Папа позвонил и сказал, что они с Татьяной Владимировной будут ужинать в ресторане в честь открытия нового магазина, а потому поздно вернутся домой. Матвей тоже так и не появился, хотя меня привлекала перспектива поужинать в одиночестве, а затем уехать кататься по городу. На гонки я сегодня точно не явлюсь. Возможно, что не только сегодня. Стоило мне об этом подумать, как зазвонил мой телефон.

– Света, – тихо прошептала я, увидев на экране имя подруги. Жуя мясо цыплёнка, приготовленного мачехой ещё вчера, и запивая его апельсиновым соком, я ответила: – Привет.

– Ритка! А ты где? – налетела на меня подруга с вопросом. Из динамика я ясно слышала смех парней и глухой звук моторов, и это всё нагоняло на меня тоску.

– Дома, а что?

– На гонки сегодня собираешься? Мы тут уже почти все собрались, кроме Матвея, конечно, и тебя. Вы приедете? – уже тише спросила.

– Я – нет. А вот насчёт своего сводного брата ответить не могу. Его весь день нет дома. Думаю, что по поводу Матвея тебе лучше знать. Вы же с ним типа в каких-то там отношениях.

– Он трубку весь день не берёт, – грустно вздохнула подруга. – Подожди, – вдруг осеклась она. – А тебя почему не будет?

– Нет настроения, – выдавила из себя, не желая раскрывать Свете подробности своих чувств к своим «лучшим» друзьям, которые меня подставили.

– Это что же должно было произойти, чтобы Рита Онежина отказалась от гонок? Ты не заболела?

– Я совершенно здорова, Свет. Просто не хочу.

– Ладно, – в голосе подруги прозвучали нотки обиды. – Не хочешь – не говори, – и тут же повесила трубку.

Я тяжело вздохнула. Для меня действительно тяжело далось такое решение, чтобы не ехать на гонки, но я не могу. Возможно тем самым я проявляю свою слабость. Нужно бы приехать туда с гордо поднятой головой и своей победой доказать, что вчерашнее оказалось всего каким-то нелепым недоразумением, но моя обида настолько сильна, что мне было плевать, правильно я поступаю по отношению к себе или нет.

Потеряв аппетит после разговора с подругой, я выбросила в мусорку остатки своей еды и поднялась в спальню, чтобы переодеться. Покатаюсь сегодня вечером по городу и, если будет настроение, понаблюдаю за гонками с того места, где меня точно никто не увидит. Покидала я дом уже поздним вечером, но ни Матвея, ни папы с Татьяной Владимировной ещё не было. Только два охранника скучали возле ворот и иногда поочерёдно осматривали территорию дома. Я предупредила их, что меня не будет пару часов, и на скорости выехала со двора, держа курс в другой конец города, к высокому холму, откуда открывается прекрасный вид на нашу гоночную трассу.

Улицы оказались на удивление пустыми, и я быстро добралась до места назначения. Мне нравилось проводить время здесь, на этом холме, хотя я не появлялась в этом месте с того самого дня, как папа подарил мне мотоцикл. До этого я любила приезжать сюда на такси и смотреть, как соревнуются между собой парни. Но, когда я сама обзавелась транспортом, то стала активным и постоянным участником гонок, и про этот холм как-то забыла. Но вот и пришло время снова явиться сюда. Здесь даже небо находится ближе, и кажется, что до звёзд можно дотянуться рукой.

Я осмотрелась вокруг: вдали мелькают огни ночного города, и до моих ушей доносятся приглушённые звуки музыки, машин и… мотоциклов. В радиусе метров пятьсот точно нет ни души, я здесь одна. Припарковав своего железного друга, я подошла к небольшому обрыву и, подогнув под себя ноги, села на его край. Тёплый ветер сразу же заиграл с моими волосами, и я, закрыв глаза, подставила ему своё лицо. Как же мне нравится это ощущение лёгких прикосновений, словно это мама, как в детстве, убаюкивает меня, гладя по щеке. Я скучаю по ней. Сильно. Иногда тоска накрывает с такой силой, что хочется кричать, и лишь забвение помогает хоть как-то отвлечься, и это забвение я нашла в гонках, которых Матвей меня лишил. Я с силой сжала свои кулаки от злости. Нужно было посильнее затянуть ему галстук сегодня и придушить к чёртовой матери этого эгоистичного придурка.