Оказалось, Никита, пытаясь закрыть многочисленные кредиты, давно продал яхту, зато переключился на дайвинг: уже получил лицензию и собирался этой зимой погружаться в Египте.

Едва вслушиваясь в увлечённые тирады приятеля, Максим продолжал свою неспешную прогулку. Нужно было поскорее выйти на широкую пешеходную дорогу у моря: на узких, мощённых камнем улочках, где едва могли разъехаться две легковушки, было некомфортно болтать на ходу.

Уже на повороте на набережную Кеннеди (он всегда задавал себе вопрос, чем именно так угодил туркам американский президент), Максим остановился и механически опустил руку с телефоном.

Прямо на него смотрели два огромных глаза, и он сразу узнал их.

Дело заключалось не в изменчивом цвете, который сложно было передать на фото. И не в редком восточном разрезе, придававшем им едва уловимую томную нотку. Взгляд! Её взгляд! Слегка надменное и одновременно непосредственное, живое выражение глаз, означавшее то ли «я знаю о тебе всё», то ли «ты ничтожество, даже если я с тобой сплю»…

Сбросив новый звонок Никиты, пытавшегося возобновить прерванный разговор, Максим повернулся и, вместо того чтобы продолжить прогулку на набережной, пошёл обратно.

Рекламный плакат, который он только что увидел, не представлял собой ничего особенного. Более того, Максим уже не раз видел её лицо на афишах в Москве, Лондоне и Париже. Новая постановка «Аиды», «Богемы» или «Травиаты» – и то и дело на телевидении, в метро или в блогах мелькало её имя и так хорошо знакомое ему необычное, не идеально красивое, но очень притягательное лицо.

Но сейчас, сейчас… Думать об этом не хотелось. И почему-то Максим вдруг явственно ощутил, что только что вышел из дома в куртке, в которой было не менее двух солидных дыр, что он второй день не брит и что курит он теперь не модные когда-то Rothmans, а какие-то второсортные турецкие сигареты, и… Да, именно поэтому женщины, которые раньше вешались ему на шею пачками, теперь смотрят на него совершенно равнодушно, невидящим взглядом, словно ему не сорок восемь, а восемьдесят четыре.

Притормозив около весёленького рыбного ресторана, оформленного в традиционной бело-синей гамме, он снова отвлёкся на афишу (почему она вдруг оказалась ещё и здесь?) и вдруг, как назло, споткнулся о кошку, бросившуюся ему прямо под ноги. Чёрт! Надо же так неуклюже растянуться на мостовой! Знакомый зазывала из заведения напротив подскочил и предложил помощь, но Максим, сразу проверив очки (слава богу, не пострадали!), лишь махнул рукой и ограничился дежурным Problem Yok4. Уж что-что, а подняться с земли самостоятельно он ещё в состоянии.

Однако падением дело не ограничилось: Максим обнаружил, что телефон выпал из кармана и теперь лежал на камнях в нескольких шагах от него. Неужели разбил? Он немедленно подобрал аппарат и выдохнул: всё в порядке, экран цел. На нём немедленно показалось сообщение от Никиты с похабно подмигивающими смайликами:

«Вспомнил твою певицу: Анна Тельман. В «Кто? Где? Когда?» пела – видимо, нехило отвалили».

Вот ещё, пожалуйста!

Собственно, пора было ехать в проклятый коворкинг и созваниваться с начальником, благо он и так сибаритствовал всё утро. Но слово «пора» давно вышло из его лексикона. «Придётся», – подумал Максим и, закурив сигарету, плюнул и тут же бросил её в сторону, не затушив.

***

Плотно задёрнутые шторы. Тусклый отельный ночник. Длинные кожаные перчатки, картинно лежащие на спинке кресла…

Она не любила яркий свет. Устала от ослепляющих софитов? Возможно. А скорее, чего-то стеснялась – однако выяснить это было невозможно.