Вторая часть в наставлении Лири «установка и обстановка» относится к контексту, в котором происходит экстатический опыт. Обстановка оказывает решающее значение на исход этого опыта, и на то, будет ли он здоровым или токсичным. Мы рассмотрим разнообразные культурные контексты возникновения современного экстаза: начиная от ритуалов нью-эйдж до рок-фестивалей, от харизматических церквей до экстремистских группировок. Вы можете сказать, что это типично постмодернистский подход – своеобразный духовный банджи-джампинг, когда вы лишь мимоходом ныряете в традицию, но не погружаетесь в нее глубоко. Может быть и так. Но передо мной не стоит задача обратить вас в какую-либо религию. Вы сами должны решить, в какой палатке на этом фестивале вы захотите остаться.
Фестиваль начинается со спонтанных экстатических переживаний. Потом мы посмотрим на то, как можно активно искать экстатический опыт и интегрировать его в свою жизнь. Мы исследуем мир экстатического христианства, а потом увидим, как искусство и рок-н-ролл стали альтернативной «церковью для невоцерковленных». Затем мы взглянем на экстаз и секс, наркотики и медитацию, прежде чем перейти к экстазу войны и экстремальных видов спорта. В предпоследней главе речь пойдет о том, как экстатические переживания соединяют нас с природой, а в завершение мы рассмотрим трансгуманизм и представление о том, что технологии позволят нам преодолеть нашу человеческую природу и стать богами.
Я отнюдь не утверждаю, что западная культура должна стать постоянным праздником экстаза. Это было бы опасным эскапизмом, не говоря уже о непрактичности. Экстаз Диониса (греческого бога опьянения) необходимо уравновешивать рациональным скептицизмом Сократа. Без Диониса рациональность Сократа скучна и бездуховна, но без размышлений и практики Сократа экстаз Дионисия – не более чем временный всплеск удовольствия. Только регулярная практика может превратить озарения в привычки. Как сказал буддийский учитель Джек Корнфилд: «После экстаза – стирка»[31].
В романе Олдоса Хаксли «Остров» один из героев задается вопросом: «Что важней с точки зрения морали и благоразумия – вакхические оргии или „Республика“? „Никомахова этика“ или пляски корибантов?» На что получает ответ: «Греки были слишком здравомыслящими, чтобы ставить вопрос: или-или. Для них все было: „не только, но также и“. Не только Платон и Аристотель, но также и менады… Мы позаимствовали страницу из старой греческой книги, только и всего».
Сейчас пришла пора отправиться на фестиваль. Давайте подойдем к главному входу, чтобы исследовать спонтанные духовные переживания.
1. Главный вход
Зимой 1958 года семнадцатилетняя американка Барбара Эренрейх бродила по крошечному городку Лоун Пайн в Калифорнии. Она провела ночь в машине с двумя друзьями, практически не спала и почти ничего не ела несколько дней. Когда солнце поднялось на Сьеррой-Невадой, она оставила спящих в машине у дороги друзей и направилась через пустыню в город. Она шла по пустым улицам, и вдруг:
Мир запламенел жизнью… Не было никаких видений, никаких пророческих голосов или визитов тотемных животных, только это полыхание повсюду. Что-то вошло в меня, а я в него. Это было не пассивное блаженное слияние «со всем», как обещали восточные мистики. Это было яростное столкновение с субстанцией жизни, которая вливалась в меня изо всех вещей сразу… Ничто не могло удержать ее. Везде, внутри и снаружи, все было чересчур. Это можно было бы описать словом «экстаз», но только в том случае, если вы готовы признать, что экстаз – это вовсе не счастье и не эйфория, что он присутствует в муках утраты и может походить на вспышку насилия