Оказалось, там есть небольшие комнатки со шторками вместо дверей. В одну из таких комнаток заходим мы. Два пуфика, находящихся рядом друг с другом на расстоянии менее полуметра. Почти полная темнота. Шторки позволяют услышать, что совсем близко – еще люди, но я не могу различать их голоса.

Энергетик начинает отбирать данные утром силы, и я понимаю, что неистово хочу спать. Во мне на минуту включается что-то игривое: «Вот ты как хочешь, а я пару часиков точно отдохну, Тим».

Почему-то я совершенно не думаю о том, что пришла сюда за твои деньги и чтобы провести время с тобой. Я думаю о себе и своей усталости. Ложусь на пуфик и поворачиваюсь к тебе спиной и лицом к стенке. А ты, видимо, воспринимаешь это как сигнал. И тоже ложишься. Я чувствую, что ты совсем рядом, и что сердце у тебя стучит. И еще запах стирального порошка. Пуфик не выдерживает нас обоих, и ты слегка съезжаешь вниз. Я переворачиваюсь в твою сторону и обнимаю тебя, оказываясь сверху.

Теперь наши руки встречаются без отвращения. А куда оно делось, осталось за шторкой и не ушло с нами в полумрак? Я прижимаюсь и вдыхаю запах порошка. Спать больше не хочется, тебе же и не хотелось.

– Я думаю, что мне надо подстричься, – говоришь ты, после того как прядь твоих волос упала на мое лицо в третий раз.

– Ты можешь сделать себе шапку из твоих волос.

– Как делают из шерсти овец, да? Ну ты…

Ты начинаешь меня щекотать, я смеюсь, и ты целуешь меня прямо в открытый рот, из которого исходит смех, словно перекрывая звук.

Мне восемнадцать лет, я целуюсь в третий раз в жизни, это кажется обыденностью, я знаю, как шевелить губами и куда девать язык. Хочется только, чтобы было поменьше слюны.

От ощущения твоего рта и тела мне становится жарко. Я чувствую, как повысилась температура, кажется, что это произошло извне и кто-то просто усилил отопление. Но это мои руки дрожат, у меня горячий лоб и бьется сердце. Мне хочется большего, и я понимаю, что и тебе тоже. И что это обязательно случится – пусть не в этой недокомнате со шторками и без двери. «Может быть», – доносится откуда-то слева. Это не твой голос. Кто-то в соседнем отсеке говорит по телефону.

Я думаю, что так забавно, что ты мне совсем не нравишься, но сейчас нравится твое тело, которое мне подвластно. И тяжело прерывисто дышу.

– Уф, – слышу от тебя, когда прерывается поцелуй.

– Уффф, – отвечаю тебе я. – Жарко конечно тут. И есть хочется.

– У меня есть с собой еда из КФС, – говоришь ты. Но когда я представляю, как жую большой бургер, мне становится плохо. Мне нужен всего лишь еще один энергетик. Еще один.

– А тут энергетики вообще продают?

– Я узнаю, – говоришь.

Пока ты поднимаешься, заправляя футболку в джинсы, я замечаю эрекцию под джинсами. Но ты зачем-то хочешь пойти и узнать все ради меня.

Ты приносишь мне холодный «Адреналин раш», мы садимся на пуфики друг напротив друга, и я хочу смотреть на тебя, говорить с тобой сейчас мне совсем не отвратительно.

***

Должен был прозвенеть первый звоночек, но я была в наушниках, которые ты мне подарил, и ничего не услышала.

Мы снова в антикафе, и мне нужно достать таблетку, потому что неистово болит голова. От кофеина или малого количества сна, но она болит. Но таблетки в одном кармане с сигаретами, а я говорила тебе, что не курю.

– Не смотри.

– Почему? Покажи. Покажи-и, – твои руки тянутся к портфелю. Я вынуждена их отодвинуть. Они снова тянутся, и я слегка щипаю за одну из рук, чтобы дать понять, что я точно против.

– Что там у тебя такого? – ты слегка нахмурен и это создает сильный контраст с обычной улыбкой.

– У меня там катастрофический бар-р-дак. Даже смотреть не стоит, – говоря это, я быстро нахожу таблетки в портфеле. Вода проталкивает большую зеленую капсулу в мое горло, и я улыбаюсь в ожидании облегчения. А ты не улыбаешься.