– Превосходная рабыня, мой молодой кир! – купец вился вокруг, как болотная кошка, шевеля перстнями на жирных пальцах. – Юна и нетронута, она станет украшением вашего поместья!

– Эгемон, это речная ведьма с острова Руяна, – прошептал у меня в голове далекий голос некроманта. – Она выжила только потому, что трюм корабля протекал. Ее поили грязью, ее кровь створожилась. Возьми любую другую…

Оба наставника были правы, но я не мог заставить себя отпустить ее морозные локоны. Так и замыслили те, кто столкнул наши пути. Рабыня приподняла платок, я невольно отшатнулся, а холод от локтя достиг моего плеча. Ее бледный лоб потрескался, как почва пустыни. Я дважды отразился в ее недвижных прозрачных глазах – не прыщавый сутулый отрок, а истинный Мануил Закайя. Она видела меня сквозь ложную личину. Ведьма опрокинула в себя второй бурдюк с вином, и трещины на ее щеках разгладились. Я никогда не встречал речных русалок, но слышал, как сильны магией северные острова русов.

Мы купили другую девушку, однако рука моя еще долго не согрелась.

– Очень плохо, молодой эгемон, – после долгого молчания повторил Исайя, когда лабиринт Иллируса уже опутал мой кортеж. – Речная ведьма узнала тебя. Если она не умрет, то будет искать тебя, чтобы проявить благодарность. Говорят, их благодарность хуже проклятия.

– Пусть найдет, я буду держать ее в пруду с карпами! – отважно возразил я. – Но такую белокожую наверняка уже забрали купцы из Дамаска!

– Мертвый храбрым не бывает. Буду счастлив ошибиться, – мрачно произнес учитель. – Мне следовало умертвить ее на рынке, но вокруг слишком много любопытных. Я тотчас пошлю человека в Херсонес…

Ночью я помогал киру Дрэкулу. Мы сделали с купленными невольниками то, что следовало. Жалость не касалась моего сердца. Когда обряд завершился, я хотел умыться, и тут выяснилось, что по приказу наставника в колодцах спущена вода. Устье ручья, питавшего подземное озеро бастиона, тоже оказалось перекрыто. Слуги вскрыли несколько бочек с посеребренной водой, рассчитанных на долгую осаду.

– Пока не вернется наш посланец, тебе лучше не касаться открытых источников, – твердо заявил некромант. – Я жалею, что не поехал с вами. Книжник Исайя слишком мягкотел.

– Что вы с ней сделаете?

– Где гной, там разрез. Как поступают со сколопендрой, подброшенной в суму?

Я был ужасно зол на себя, на него, на весь мир, но ничего не мог поделать. Двенадцать лет я прожил в клетке. В спальне я напрасно закрывал глаза, я видел чудесные белые косы. Руки тянулись к ним, но в ладонях засыхала вонючая тина и черви. Кожа рабыни искрила, как чешуя золотых форелей. Ее голос журчал, точно водопад. Если бы я бодрствовал, то не понял бы ни слова.

Мануил Закайя, шептала она, ты принес мне мучения. Меня заманили в сеть с отравленными крючками, меня вырвали из родной реки, но так долго не давали умереть… Когда я готовилась стать росой, явился ты, и добавил мне сутки страданий. Тебя охраняют, как великую ценность, но пока тебя охраняют, ты не достигнешь того, к чему предназначен. Я отплачу тебе за твою доброту. Я освобожу тебя из клетки, ты узнаешь, сколь длинна дорога от колоса до хлеба…

Я проснулся на полу, истекая потом. В тот миг хранитель времени как раз перевернул песочные часы, гулко ударили колокольцы, а на женской башне тревожно завыл рог. Презрев лестницы, я выскочил через окно, ласточкой кинулся в рассветную тьму. Я пролетел трижды по сорок локтей, ныряя с уступа на уступ, где мне салютовали ночные стражи. Я промчался по двору, вдыхая смрадный пот мантикор, я первым взобрался по стене на женскую башню.