Тоста лендлорда Найджел уже не помнил, что-то самое тривиальное, да и в голове шумело так, что половину слов юноша просто не расслышал. А потом они ещё пили с Раулем и Бодуэном. Командир стрелков с каждой кружкой становился всё мрачнее, и Рауль требовал поскорее налить ещё, пока тот не взялся за нож. Настоящего оружия на пиру никто не носил, однако на поясе у Бодуэна висел весьма впечатляющих размеров тесак. Таким за столом управляться не слишком удобно, а вот если что-то пойдёт не так… Но эту мысль Найджел не успел додумать. В голове шумело от выпитого, перед глазами сгущался весёлый хмельной туман.
Он и не представлял, что ждёт его утром.
Найджел едва сумел оторвать голову от набитого соломой мешка, служившего ему обычно подушкой. Как он покинул большой зал и оказался на псарне, юноша решительно не помнил. Оказывается, его даже раздели до исподнего, хотя обычно Найджел спал в одежде – она и так была больше похожа на лохмотья и хуже такому, с позволения сказать, платью уже точно не будет.
– Хороши твои новые друзья, я тебе говорю, – выдал старший псарь лендлорда.
Все трое собачников сидели на колодах и жевали завтрак, кажется, поделив между собой и долю Найджела, что юношу вполне устраивало. Он понимал, что не сумеет впихнуть в себя ни крошки, чтобы еда тут же не попросилась обратно.
– Притащили тебя, считай, мертвецки пьяного, сами раздели, уложили и даже укрыть не забыли, – продолжал старший, – хотя, я тебе говорю, не трезвей твоего были-то.
– Да по ним видать сразу, забулдыги те ещё, – поддержал его хозяйский выжлятник, ведавший на псарне борзыми. Сам лендлорд уже нечасто устраивал охоты, а вот его подрастающий сын любил погонять зверя и потому выжлятник и его питомцы редко сидели без дела. – Споили они тебя на пиру, сразу видать.
Найджел ничего не мог сказать – голова звенела как соборный колокол на большой праздник. Каждое слово било в череп, будто колокольный язык, отдаваясь громовым звоном и болью под его сводом.
– Да что вы языками чешете, – покачал головой третий псарь. – Изверги, а не люди. Доставайте нашу, лечебную, мигом поднимем парня на ноги.
Старший пробурчал нечто невразумительно в духе «тратить ещё на всяких», однако Найджела здесь любили, потому что он всегда брался помогать, не боясь запачкать рук, и вскоре самый сердобольный из псарей подошёл к нему и подал кожаную кружку с подозрительно пахнущим отваром.
– Нос закрой и пей залпом, – велел он, – а после готовься до отхожего ведра бежать так быстро, как только сумеешь.
Найджел не раз видел последствия приёма этой дряни, однако и думать не думал, что когда-нибудь придётся пить её самому. Но ничего не попишешь – как-то надо подниматься на ноги, а без этого средства, похоже, он этого сделать просто не сумеет.
Каким чудом он сумел выхлебать эти помои в три больших глотка, Найджел не представлял. А после его словно марионетку вздёрнуло на ноги, и те сами понесли юношу к вонючему ведру. Рядом с ним ноги стали ватными и отказались держать его, он рухнул на колени, возблагодарив Опсора, за то, что поутру ведро было почти пустым. Лишь на самом дне плескалось что-то. И тут его начало полоскать. Найджела никогда так не рвало, как в то утро. Из него выходило всё съеденное и выпитое вчера, вперемешку с желчью. Он и сам не представлял сколько простоял над ведром, прежде чем сумел отползти от него. Через десяток ударов сердца, Найджел даже смог встать на ноги и отойти подальше.
Он вернулся к псарям, покачиваясь, однако ноги переставлял вполне уверенно. Опустился на колоду, и только тут понял, что ему холодно. До этого похмельный жар не давал замёрзнуть, теперь же Найджел невольно потёр плечи под исподней рубахой.