Девушка казалась совсем маленькой, когда ее упаковывали в белый полиэтилен. Кайра прикинула, что ее рост не превышал полутора метров.

– Руки не нашли? – спросила она Тома.

– Еще нет.

Бедная семья – им придется хоронить ее, зная, что тело не целое.

Или же они найдут руки, но это будет означать…

Щелчок, с которым Хелен стащила с руки одну перчатку, вернул Кайру к действительности.

– Время смерти?

– Судя по температуре тела, я бы сказала, два дня назад. Приблизительно вечер четверга.

– Это паттерн, – сказала Кайра.

Том склонил голову и крепко сжал челюсти.

– И это может значить только одно, – добавила она, не в силах произнести те самые слова.

Том поглядел на Кайру; на месте его глаз она видела лишь темные пятна. Он закончил за нее:

– Что еще одна женщина умрет в течение недели.

Четверг, 1 февраля 2035

19:44

Было уже темно, когда Кайра подъехала к дому матери по широкой улице между зеленых газонов и высоких деревьев, на которых уже раскрывались почки, хотя только-только наступил февраль. Таунхаусами постройки 1930-х владели преимущественно пенсионеры. Для молодежи они стоили слишком дорого, хотя все их хотели, считая удобными и просторными. Работающее население, включая семьи с детьми, теперь селилось в квартирах вроде ее собственной, на окраинах города, расползающегося во все стороны.

– Молли у себя? – спросила Кайра, влетев в прихожую, а из нее в гостиную. Мать стояла в центре комнаты, сжимая в руках кухонное полотенце в голубую клетку, и смотрела на фотографию Дэвида Ломакса на телеэкране. Ее бледное лицо искажала гримаса. Кайра сделала шаг к ней, и она слегка повернулась в сторону дочери, кивнув головой, но глаз от экрана не оторвала.

На короткий момент в телевизоре мелькнул снимок Эммы, сведенной после смерти к статусу одной из жертв Ломакса, темы для новостей.

Мать застонала, и Кайра увидела в ее глазах, светло-карих, как у Эммы, непролитые слезы. За шоком, который она испытывала теперь, стояли четырнадцать лет гнева и боли, которые отняли у матери мужество и силы. Она была миниатюрная, как и Эмма, но от скорби казалась еще меньше.

– Ему разрешили поехать к матери на похороны. Эммы на моих не будет. – На мгновение она уронила голову.

Кайра не ответила, только тяжело сглотнула.

– Вместо этого мне пришлось хоронить собственного ребенка. Из-за него.

– Я сегодня переночую у вас, – сказала Кайра, обнимая мать за плечи. – Поговорю с Молли, а потом вернусь к тебе.

Кайра в последний раз глянула на экран, вспоминая, как семилетняя Эмма валялась на ковре и смотрела мультики.

Мать печально кивнула. Кайра отвернулась; он увидела щербинку в двери, куда Эмма в четырнадцать лет швырнула кружкой, когда они ссорились из-за свитера.

В двадцать один год Эмма умерла.

Ее маленькая сестренка, на семь лет младше нее. Сейчас ей было бы тридцать пять. Кайра так и видела их отца, сидящего в кресле: как он, потрясенный, отложил газету и уставился на Эмму. Только что она объявила ему, что беременна, – его лицо побледнело от страха перед тем, какое будущее ждет дочь.

Такого он и представить себе не мог.

Кайру охватило чувство вины, которую она все эти годы носила в себе.

Знай Кайра то, что знает сейчас, она никогда бы не бросила тех последних слов, которые сказала сестре, когда та выходила из кафе. Она бы извинилась, сказала, что была неправа, что не это имела в виду. Вцепилась бы сестре в рукав, позволила бы маленькой Молли заказать еще пирожное – любое, какое хочешь, дорогая, – лишь бы они остались.

Идя через холл и поднимаясь по лестнице, Кайра смотрела на семейные фотографии: мама с отцом – молодожены, потом молодые родители, потом взрослые, с ней и Эммой, Кайра в мантии выпускницы, потом Молли – как она превращалась из розовощекого младенца в прекрасную юную девушку.