– Раз уж приехал, поздравил бы с замужеством.
– Нужны ей твои поздравления! Небось, видеть тебя не хочет.
– Возможно. И всё же. Ты не запомнила, где она работает?
Оксана пожала плечами, глядя себе под ноги.
– Нет. Знаю только, что фамилия её начальницы – свекрови то есть – Игнатова. Ольга Валерьевна, что ли. Или Витальевна.
Больше они не говорили ни об Алике, ни о Пашке. Оксана рассказала про некоторых одногруппников, кто на ком женился, где работает, сколько получает чистыми, сколько несут «благодарностями». Матвей почти не слушал.
– Здесь я теперь живу, – сказала Оксана, подводя его к дому.
Матвей огляделся и не сразу узнал район в темноте влажной осенней ночи. Всё-таки многое за пять лет изменилось.
Оксана сделала шаг к нему и оказалась совсем близко.
– Холодно. Может, поднимешься?
Посмотрела в глаза настойчиво, определённо. Её пальчики, затянутые в кожаную перчатку, играясь потянули пуговицу на его пальто.
– Ты хочешь, чтобы я поднялся? – спросил он.
– А почему нет?
– Значит, ты на меня не в обиде?
Оксана пожала красивыми широкими плечами.
– Столько лет прошло. Глупо вспоминать.
Матвей усмехнулся про себя.
– И потом сейчас мы оба одиноки. Нам обоим пойдёт на пользу хотя бы простое, дружеское участие.
А почему бы в самом деле не подняться? Что он потеряет? Ведь в студенчестве всё получалось точно так же: их с Оксаной пути пересекались, когда обоим не к кому было идти. Так почему бы сейчас не согласиться?
Оксана потянулась на носочках и поцеловала его в сомкнутые губы.
– Прости, Ксюнь, – выговорил Матвей, когда она, не дождавшись ответа, отступила. – В другой раз. Я ещё не пережил смену часовых поясов. Не дуйся.
Глава 5.
Только-только проснувшееся солнце запустило лучи в огромные окна зала вылета и окрасило волосы Алики в красный. Она стояла, временами вздрагивая и обхватывая себя за плечи, будто попадая под поток холодного ветра.
Веки её словно обвели розовым карандашом. Бессонная ночь забрала все силы, и слёзы беспрерывно струились по щекам. Она, стыдясь их, прятала лицо у Матвея на груди.
Матвей прижимал её к себе сильнее, целовал рыжий затылок, пытаясь надышаться терпким, даже резковатым, ароматом, в котором нотки её духов – сильных для женщины, но слабых для мужчины – смешивались с нежным запахом её кожи.
– Ты ведь дождёшься меня? – шептал он ей в волосы. – Это всего лишь на год. Кажется, долго, но время пройдёт быстро…
– Матвей, не надо, – голос глубокий, чуть ниже, чем ожидаешь услышать, глядя на неё. – Мы уже столько раз об этом говорили…
– Столько, что можем и ещё раз!
Её голова зашевелилась, заходила из стороны в сторону.
– Я не дам тебе никаких обещаний, – проговорила Алика, подняв лицо. – И твоих никаких не приму. Ты ведь знаешь, что для меня значит слово.
– Знаю, потому и прошу его дать!
– Матвей… – она произнесла его имя негромко, но так, что её тягучий, как расплавленное олово, голос залил собой всё пространство вокруг них. – Не будем загадывать. Что угодно может произойти…
– То, о чём ты думаешь, произойти не может! – уверял он. – Со мной точно. Мне никто кроме тебя не нужен, как ты не понимаешь!
– Понимаю. Но ты уезжаешь не на две недели…
Голос изменил ей, сорвался в самом конце. Она дотронулась ладонью до горла.
– На сколько бы ни уезжал! – поспешил сказать Матвей. – Я люблю тебя и буду любить всегда.
Он нечасто произносил такие слова, оттого и выходило как-то нелепо.
В ту минуту Алика была всем его миром. Расставание кололо сердце, и болезненный спазм, точно переносясь с кровью, расходился от груди к плечам и дальше – по рукам, а затухал лишь в кончиках пальцев.