На развилке дорог стояло еще одно деревянное изваяние. На этот раз Велеса, покровителя путников. Подле него в тени еловых лап всадники заметили склонившуюся странную фигуру, услышали монотонное бормотание. При их приближении она резко подскочила и обернулась. Царевич Овадия даже за охранительный амулет схватился от неожиданности. Перед ними стояла странная женщина с всклокоченными седыми волосами и изуродованными губами, обнажавшими в жутком оскале длинные желтые зубы. Когда она двинулась в их сторону, от нее повеяло чем-то звериным, даже лошади испуганно шарахнулись, и всадникам пришлось натянуть поводья.

Одна княжна не проявила беспокойства.

– Доброго дня тебе, кликуша! Опять жалуешься Велесу на свои обиды?

Старуха не отозвалась на милую улыбку Светорады. Наоборот, чело ее пошло морщинами, лицо исказилось.

– Что, еще не настигла тебя твоя Недоля[27], дева смоленская? Но вода в реке течет быстро, весна и лето волокут за собой осень… А эти трое? Они как камни на тропе твоей судьбы. Но ты наступишь на каждого из них и пойдешь дальше. Я знаю, я вижу… Да и сокол уже слетел с помоста, а стрелок лук натягивает.

Светорада даже растерялась, нахмурилась, но тут девушку загородил конем Гуннар:

– Убирайся! Сгинь, ведьма! Уйди во мрак леса, откуда явилась!

И даже плеткой замахнулся. Но кликуша не стала ждать удара, убежала прочь, пронзительно вереща, исчезла в зарослях, только еловые лапы закачались.

– Да кто же это, во имя пресвятой Богородицы? – невольно перекрестился Ипатий.

Гуннар ответил: так, одна одержимая бесами. Бродит по чащам, пристает к людям и несет всякую околесицу. И считается, что в этом ее полубезумном бреду есть нечто вещее. Но на взгляд Гуннара ее давно надо было словить, камень на шею – и в омут.

– Хватит, Гуннар, – подняла руку Светорада. – Кликуша не всегда дурное пророчит. Моей матери она, наоборот, предсказала долгую жизнь и славный удел для детей. А то что несла сегодня невесть что… Может, голодна, может, селяне обидели убогую, прогнали без подаяния. Вот и злобствует.

Дальше ехали молча. Но налетел теплый ветерок, колыхнулись еловые ветви, стали перекликаться синицы – и вновь пахнуло весной. О дурном думать не хотелось. Все развеялось, как наваждение.

– Мы возвращаемся? – спросила то ли себя, то ли спутников Светорада. Оглядев освещенные солнцем верхушки елей и глубоко вдохнув пропахший нагретой хвоей воздух, она вдруг предложила: – День еще долгий. Не повернуть ли нам коней и не проехаться ли к волокам? Там сейчас такое оживление, столько людей движется к рекам, перетягивая ладьи, столько новостей можно узнать! Ну, едем же, Гуннар!

– Нет! – резко и непреклонно отрезал варяг.

Царевича Овадию это возмутило:

– Кто здесь все решает, княжна или наемник ее отца?

Гуннар словно не расслышал. Взял повод лошадки княжны, стал разворачивать. Овадия загородил ему путь своим конем и несколько минут варяг и хазарин мерились взглядами. Княжна смотрела на них с веселым любопытством. Но тут вмешался Ипатий. Рассудительный грек пояснил, что к волокам они едва ли успеют до темноты, к тому же в княжеском тереме может подняться переполох из-за долгого отсутствия княжны.

Овадия прервал его:

– Воля дочери князя должна быть исполнена! И если кто-то страшится охранять дочь Эгиля в поездке, то я готов сопровождать ее и защищать даже ценой собственной крови!

– Тогда начинай прямо сейчас же, хазарин, – молвил Гуннар и достал меч из висевших на спине ножен.

Овадия тоже стремительно выхватил саблю, загарцевал на месте. Грек Ипатий теперь наблюдал за ними почти с удовольствием. Но тут Светорада поняла, что заигралась.