– А у вас с Климом есть дети? – спрашивает Инка.

– А как же! Две девчонки, погодки. Двенадцать и одиннадцать лет. Они приедут сюда через недельку.

– Как, сами?

– А что тут такого? Самолетом. Бабушка с дедушкой посадят, папа с мамой встретят. Никаких проблем.

– Скучаешь?

– Пытаюсь. Но разве Климка даст поскучать?

Инка вновь разглядывает сосредоточенно рулящую Леру и к её, уже ставшему привычным, восхищению добавляются новые нотки – уважение к матери двоих детей.

– А когда вы собираетесь обратно?

Лера, не поворачиваясь, пожимает плечами.

– Думаю, недели через три. Это зависит от девчушек. Им в любой момент всё может надоесть.

– Даже море?

– Ну, подумаешь, море! Они такие непоседы!

– Более непоседливые, чем ты сама? – удивлённо переспрашивает Инка.

– Что? А, да. Конечно, – до Леры не сразу доходит, что её манеры не многим отличаются от подростковых. – А ты когда уезжаешь?

– Через два дня.

– Жаль.

– Думаю, что мне тоже жаль.

Инка представляет, какая скука ожидает её по возвращению в Москву, и настроение неизбежно ухудшается.

* * *

Около половины одиннадцатого до Анны начинает доходить, что она обязана заставить себя подняться. Придётся досыпать на пляже, а может и ещё где. Неплохо бы встретить Леру и Клима, но они, вероятно, будут спать до обеда, так как вчера покинули Геворка тоже достаточно поздно. Счастливые люди! Анна глубоко вздыхает. По законам жанра, она не должна давать Валентину повод думать, что прошлялась всю ночь.

«Хорошо же моей Элечке, – вспоминает Анна, – вот уж кто может спать до самого вечера и никого не стесняться!»

Валентин тих. Его разбросанные по простыне конечности то и дело попадаются то под ладони, то под коленки. Он не просыпается. Анна со щёлкой на одном оке сползает с дивана и шарит тапки. Затем подходит к трюмо и сквозь полуоткрытые глаза пытается разглядеть шурум-бурум на голове. Ей долго не поддается наведение резкости. Попытка сосредоточиться приводит к странной тупой рези в глазах. Ба! Она забыла перед сном снять цветные контактные линзы! Скорее, пока не проснулся Валентин!

Анна страшно волнуется. Она боится, что ещё что-то сделала не так. Перебирает в памяти вчерашнее приключение, но её смутная тревога только усиливается. Чтобы переключить себя, Анна решает отправиться в душ. Из горячего крана раздаётся змеиное шипение, но, к счастью, из холодного течёт довольно тёплая вода, чтобы под неё залезть. Не вытираясь, Анна цепляет мизинцем первый попавшийся на полотенцесушителе купальник и залезает в простенькое короткое ситцевое платьице. Производит три движения расчёской, собирает наплечную сумку, состроченную из старых Валькиных джинсов и, наконец, стекает по лестнице на улицу.

Городок живет своей бодрой курортной жизнью. Анна еле переставляет ножки по старинной платановой аллее. Ей так лениво что-либо делать и о чём-то думать. Прохладный ветерок игриво треплет макушку наскоро успокоенных волос, забирается под подол платья и приятно холодит бёдра. Анна решает присесть на резную скамеечку. Она щурится озорному лучику, нашедшему дорогу сквозь плотную листву, подставляет погреться щёчку и понимает, что засыпает. Приходится собираться с силами и продолжать путь. Спящее и наглухо закупоренное заведение Геворка греется на солнышке. Ещё пара сотен шагов, и Анна сворачивает на набережную, многолюдную в этот утренний час.

Старый фотограф предлагает желающим запечатлеть свои загорелые мордахи на фоне моря и деревянной копии парусника в человеческий рост. Анна сдержанно здоровается с ним, так как несколько дней назад воспользовалась его услугами в пику Лере, которая, зарвавшись, охаяла выцветший фотовернисаж, располагающийся на видавшем виды этюднике. Валентин молча расстался с пятёркой, не высказав супруге ни единого упрёка.