– Да, но…

– Иди. Не доводи до греха.

– Хоть оденьтесь.

– Иди.

Две разгоряченные юные барышни с рапирами в руках смотрели на офицера безопасности. Ситуация была глупой. Две почти голые девицы. С мечами. В дворцовом парке. Снег и холодно. Подчиненные посматривают в небо и делают вид, что их здесь нет.

– Предлагаю вам примириться.

– А ты что, наш секундант? Иди, куда шел. И своих забери. Сами разберемся.

– Но если в результате кто-то из вас погибнет, то я буду вынужден…

– Иди. Не твое это дело. Будет покойник – будешь разбираться. А пока ступай.

Офицер пожал плечами. Уйти не ушел, просто отвел своих подальше, которые с любопытством (мягко говоря) оценивали прелести.

– Слава богу, ваше высокоблагородие, господин доктор, – неподдельно обрадовался слегка закоченевший пристав, – заждались мы вас.

– Здравствуйте, асессор, – ответил слегка запыхавшийся доктор. – Что тут у Вас?

– Да, вот Петр Семенович, – с досадой голосе продолжил «коллежский», – снова две малолетние дурочки решили дуэль учинить!

– На морозе? И как говорят шотландцы, «топ-лец», – уточнил врач.

– Именно так, – развел руками пристав, – наши умники на камерах эту эротику рассмотрели сразу, наш наряд и вызвали, а вот вам сразу сообщить не уразумели.

– Они поранены?

– Бог миловал, господин лейб-врач, – выдохнула агентесса в форме Дворцового ведомства с широким кантом и двумя серебряными коронами. – Стоят вон спина к спине на полянке.

– И? Чего стоим? Меня ждем? – удивился начинавший зябнуть доктор.

– Так они, Петр Семеныч, смолянки, – ответил коллежский асессор.

– У них и в руках, и на предплечьях рапиры, умрут же ради Чести. Дуры! – с напряжением, подавив последнее восклицание, объяснил он. – Без сечи мужчинам не сдадутся!

– Та-ак, – процедил доктор, – сразу бы сказали, а то ружья с транквилизаторами у меня с собой нет!

Усатый пристав снова развел руками.

– Ваше благородие, дайте я сама пойду, – вызвалась агентесса, – хоть шинели им передам.

– Вот они тебя первую и порубят, – ответил пристав.

– А дама, Иван Анисимович, дело говорит, – еще в раздумьях протянул доктор.

– Вас, сударыня, как зовут? – обратился он к бравой агентессе.

– Дворцовой полиции старший канцелярист Самсонова, товарищ доктор, – подобравшись, представилась «дама».

Доктор с уважением посмотрел на нашивку за ранение, знак «За Бирманский поход» и красный аннинский темляк на эфесе шашки агентессы.

– Так, пристав, как старший по чину беру командование на себя, – расстегивая воротник своей шинели, сказал доктор. – Да и спасать этих снегурочек моего профиля операция.

Пристав кивнул.

– Товарищ, Самсонова, – обратился он к агентессе, – не сочтите за труд, понесите пока мое пальто и головной убор свой скиньте, надо чтобы они мои петлицы и вашу прическу видели.

– Слушаюсь, – ответила старшая канцеляриса, снимая папаху.

– Следуйте за мной, товарищ, – передав ей пальт, о сказал доктор. —

– Нас они примут, вы дама, а я врач и лицезрение этих юных прелестей мной не умалит их Чести, – продолжил он, выходя на поляну, – а то заморозим этих сиамских кошечек.

Барышни сели рядом на бревно.

Белохвостикова спросила:

– Мир?

Архангельская вздохнула.

– Мир. Давай все же оденемся. Морозно как-то.

– Ой, смешная. Вон, смотри, наши прелести уже сняли на камеры и залили в сеть. Красота какая! Твои так вообще! Во всех ракурсах! Глянь, какая твоя фотка! На морозе торчат! Будешь звездой миросети, дорогуша!

Графиня устало парировала.

– Плевать я хотела. Я сидела в ближнем ракурсе, потому и сняли. С нужной стороны… Ты за мной сидела…