Празднование Торжества Православия было установлено святой царицей Феодорой[15]. Праведная царица была супругой греческого императора Феофила иконоборца[16], но не разделяла ереси мужа и тайно почитала святые иконы (догмат иконопочитания был сформулирован в 787 году на VII Вселенском Соборе). После смерти супруга святая Феодора управляла государством вместо малолетнего сына Михаила, в котором она воспитала столь же твердую преданность Православию. Императрица восстановила почитание икон, возвратила низложенного еретиками патриарха Мефодия и в 842 году созвала Собор в Константинополе, на котором иконоборцев предали анафеме и постановили вспоминать это событие ежегодно в первое воскресенье Четыредесятницы.
Но праздник имеет и более широкий смысл. Все главные ереси Востока посягали на самую суть Откровения – учение о Богочеловечестве Иисуса Христа. Арий утверждал, что Христос – лицо тварное, только подобное Богу. Несториане учили, что Иисус Сын Божий и Иисус человек стали единым только после крещения в Иордане. Монофизиты считали, что человечность Христа поглощена Его Божеством, и потому отрицали ее; монофелиты признавали в Христе только одну волю – Божественную, не признавая Его человеческой воли. Наконец, иконоборцы, запретив изображать Богочеловека, фактически отказались от веры в реальность Его воплощения. Торжество Православия заключается в том, что через восстановление почитания икон Церковь отстояла истину Боговоплощения, истину, что Бог Себя являет в видимом образе. Изображение Лика Богочеловека есть свидетельство истины Боговоплощения.
В это воскресенье после Литургии совершается особый чин Православия. Священнослужители совершают молебное пение в середине храма перед иконами Спасителя и Божией Матери, молясь Господу об утверждении в вере православных христиан и обращении на путь истины всех отступивших от Церкви. По принесении молитв, Церковь анафематствует, то есть отлучает от единения с собою, врагов Православия, а защитников его ублажает и восхваляет.
Торжество Православия, служа праведным судом для вразумления коснеющих в нераскаянии, для всех верных Святой Церкви весьма поучительно и утешительно, как обновление и утверждение их в Завете с Богом и союзе с Церковью.
Семейное чтение
Великий пост
Редкий великопостный звон разбивает скованное морозом солнечное утро, и оно будто бы рассыпается от колокольных ударов на мелкие снежные крупинки. Под ногами скрипит снег, как новые сапоги, которые я обуваю по праздникам.
Чистый понедельник. Мать послала меня в церковь «к часам» и сказала с тихой строгостью: «Пост да молитва небо отворяют!»
Иду через базар. Он пахнет Великим постом: редька, капуста, огурцы, сушеные грибы, баранки, снетки, постный сахар… Из деревень привезли много веников (в чистый понедельник была баня). Торговцы не ругаются, не зубоскалят, не бегают в казенку за сотками и говорят с покупателями тихо и великатно:
– Грибки монастырские!
– Венички для очищения!
– Огурчики печорские!
– Снеточки причудские!
От мороза голубой дым стоит над базаром. Увидел в руке проходившего мальчишки прутик вербы, и сердце охватила знобкая радость: скоро весна, скоро Пасха и от мороза только ручейки останутся!
В церкви прохладно и голубовато, как в снежном утреннем лесу. Из алтаря вышел священник в черной епитрахили и произнес никогда не слышимые слова:
«Господи, иже Пресвятаго Своего Духа в третий час апостолом Твоим ниспославый, Того, Благий, не отыми от нас, но обнови нас, молящихся…»
Все опустились на колени, и лица молящихся, как у предстоящих перед Господом на картине «Страшный суд». И даже у купца Бабкина, который побоями вогнал жену в гроб и никому не отпускает товар в долг, губы дрожат от молитвы и на выпуклых глазах слезы. Около Распятия стоит чиновник Остряков и тоже крестится, а на масленице похвалялся моему отцу, что он, как образованный, не имеет права верить в Бога. Все молятся, и только церковный староста звенит медяками у свечного ящика.