Исчезновение дочери повергло Завулона в сильную горесть. Он всюду искал ее, но безуспешно. Считая Иисуса виновником своего несчастья, Завулон возненавидел Его, и теперь с наслаждением смотрел на Его крестные страдания.

– О, как я радуюсь гибели этого лжеучителя! – сказал он окружающим людям.

Потом, приблизясь ко кресту, он стал всячески злословить Христа и издеваться над Его страданиями.

Радуйся, радуйся, Христос, Сын Божий. Царь Иудейский! – воскликнул наконец Завулон, и адская злоба исказила его лицо.

Не находя больше слов для ругательств и насмешек над Иисусом, Завулон хотел уже отойти от креста, но взор его внезапно встретился со взором Спасителя, и он невольно остановился.

Сколько кротости, неземной любви и всепрощения выражал этот дивный, божественный взор! Он глубоко проник в мрачную душу Завулона, умертвил в ней пагубную злобу и пробудил совесть. Жалость к Иисусу и стыд за напрасную к Нему ненависть мгновенно овладели сердцем грешника. На лице его отразилась глубокая скорбь, и взор заблестел слезами раскаяния. Напрасно Завулон старался подавить в своей душе эти, доселе неведомые ему чувства, напрасно он будил свою умершую на Христа злобу, голос грешной совести усиливался в нем с каждой минутой, и жалость к Божественному Страдальцу переполняла его сердце.

Кругом Завулона были несметные толпы народа, пришедшего смотреть на казнь осужденных. Многие, сожалея о тяжкой участи своего любимого Учителя, горько плакали; другие же издевались над Ним и, подобно Завулону, восклицали: «Радуйся, Христос, Царь Иудейский!». Гул от множества голосом стоял невыразимый, но Завулон не слышал его и не видел ничего окружающего. Боясь снова встретить кроткий взор Божественного Страдальца, он низко опустил голову и весь отдался борьбе с охватившими его душу чувствами.

Между тем, наступили последние минуты страданий Христовых. Солнце померкло, и погруженная во мрак земля, как бы устрашась совершившегося на ее груди великого злодеяния, затрепетала. Неописуемый страх объял народные массы, и полный отчаяния их вопль был слышан в самых отдаленных частях Иерусалима.

Множество людей от страха пало ниц, им казалось, что сейчас земля разверзнется и поглотит их. Другие бежали в разные стороны, рвали на себе одежду и волосы, проклиная день и час своего рождения, и восклицая: «Горе нам, ибо мы распяли Христа, Сына Божия!».

Завулон также пустился в бегство, направляясь к Иерусалиму. Когда он входил в город, то мрак уже рассеялся. Завулон, к величайшему своему ужасу, увидел несколько усопших человек, которые в минуту смерти Христа восстали из своих гробов и теперь тоже входили в Иерусалим, неся на руках свои пелена и покрова.

Трепеща от смертельного страха, Завулон хотел бежать от них, но один из усопших, преградив ему путь, взял его за руку и воскликнул:

– Горе тебе, безумный сын мой, ибо сердце твое омрачилось ненавистью к Господу.

– Отец! – воскликнул Завулон, узнав в представшем человеке своего покойного родителя.

Будучи не в силах более выносить столько испытаний, Завулон в бесчувствие упал на землю. Некий сердобольный человек поднял его с дороги и отнес в сторону.

Когда Завулон пришел в себя, настала уже ночь. Полный душевной муки направился он в свой дом, и здесь, проливая жгучие слезы раскаяния, разорвал свою одежду и, ударяя себя в грудь, воскликнул:

– О, прости меня, Невинный Страдалец Христос, Сын Божий!

Жарко молился Завулон, горько оплакивал он свое заблуждение, но голос молитвы не мог заглушить в нем вопля грешной совести. Он все еще чувствовал на себе полный кротости и любви взор Божественного страдальца, и скорбь его была беспредельна. Так провел Завулон время до святой пасхальной ночи.