***

Узкий переулок притаился в квартале от проспекта. Там, почти под самой крышей, в здании с панорамными окнами, мама и обустроила свою студию. В помещение вел отдельный вход, и это было несомненным преимуществом — так нас никто не мог увидеть. По лестнице, примыкающей к зданию со двора, мы поднялись до четвертого этажа.

Я достала ключ и уже собиралась воткнуть его в замочную скважину, как дверь скрипнула и приоткрылась. Я с трудом сглотнула.

— Давай сначала я, — предложил Элай номер один.

Я не стала возражать и, пропустив его вперед, осторожно выглядывала из-за плеча. Элай номер два замыкал шествие. Таким составом мы осторожно вошли в студию. Там посреди хаоса из рисунков и разломанных мольбертов сидела полнотелая обнаженная девушка.

Увидев нас, она округлила ярко-голубые, цвета незабудок глаза и завизжала так громко, что у меня заложило уши.

— Так, мальчики, оставьте-ка нас вдвоем. Видите, девушка волнуется, — скомандовала я. Выставив парней за дверь, подбежала к девушке. Она перестала оглашать помещение воплями и теперь тряслась, обхватив себя руками. В студии и правда было холодновато.

— Где я? Кто я? — выпалила она, громко стуча зубами.

— Хотела бы я ответить на твои вопросы, но, увы… — Я развела руками, осматриваясь в поисках того, чем бы прикрыть девушку. Как оказалось, одежду мама в студии не хранила, поэтому я подняла с пола нечто, напоминающее простыню, которую набрасывают на картины, и протянула девушке. Она встала и обмоталась простыней. Почесала веснушчатый нос и, выудив из-под обломков моток бечевки, соорудила себе пояс.

— Авангардненько, — прокомментировала я. — Эй, оба Элая, заходите!

В студию просунулись любопытные лица парней.

— Привет, — сказали они синхронно.

Девушка кивнула. Ярко-рыжая коса, обмотанная вокруг ее головы, развязалась и скользнула на спину. Девушка всхлипнула и разревелась, размазывая слезы по пухлым щекам.

— Ничего не помню-ю-ю, — выводила она.

— Да ладно тебе. — Я подошла и обняла ее за плечи. — Ну-ну, успокойся, они вон тоже потеряли память, — я кивнула на парней, с любопытством рассматривающих студию. — Это вот Элай номер один, а вот этот, с каштановыми волосами…

— Виктор! — победно выпалил Элай номер два, указывая на что-то позади меня.

Я недоуменно обернулась и увидела на стене законченную и чудом уцелевшую картину. Меня словно магнитом потянуло к ней. То, что на картине изображен именно Элай номер два, не вызывало никаких сомнений. Юноша сидел на подоконнике огромного окна маминой студии. Закатный свет, льющийся сверху, рисовал мягкие тени на его лице.

Недоумение вызывали белоснежные крылья, раскинувшиеся за спиной юноши. Почему он с крыльями? Насколько я знала, мама никогда не увлекалась фантастическими сюжетами. В левом нижнем углу маминым почерком было подписано «Виктор».

— Ух ты, вот это зрение! — восхитилась я.

— Смотрите! — раздался радостный вопль девушки.

Я обернулась как раз в тот момент, когда она выуживала из-под обломков разорванный холст, с которого задорно улыбалась рыжеволосая толстушка. Тоже с крыльями.

— Я София! Меня зовут София! — радостно вопила она, указывая коротким пухлым пальцем на подпись в углу.

— Вот и славно. А я Амалия.

После знакомства мы принялись дружно разгребать завалы, надеясь отыскать подсказки внезапной амнезии натурщиков. В том, что это были именно натурщики, я не сомневалась. Ну пририсовала мама им крылья, подумаешь… Фантазия у нее всегда была буйной. А вот почему они внезапно потеряли память, в этом еще предстоит разобраться.

Видимо, мама готовила новую выставку, что-то на ангельско-демоническую тему, потому что вскоре мы обнаружили еще несколько довольно жутких портретов, на которых значилось «Хабарил», «Уфир», «Наама», «Астарта».