Свет во тьме. Книга первая. Мир Абсолюта Елена Кашина

Был поздний час. Давно стемнело. Доктор, директор школы «Луч Абсолюта» касты Э, собрался уже покинуть рабочий кабинет, но прозвучал сигнал вызова видеосвязи и на экране появилось растерянное лицо привратника. Привратник сообщил, что не назвавший себя мужчина привез маленькую девочку, без объяснений передал ее документы, и сразу же уехал. Это было очень необычно. По заведенному порядку, поступающих в школу детей – нарядных, веселых, с сияющими любопытством глазами, – взволнованные родители привозили утром, и с рук на руки передавали персоналу школы. Доктор распорядился увести девочку из привратницкой в корпус «Малышка», а ее документы поутру принести к нему.

С раннего утра весь следующий день он был занят в большом школьном хозяйстве, а когда в конце дня освободился, пришел в рабочий кабинет и увидел лежащую на рабочем столе папку, только тут вспомнил про девочку, привезенную накануне. Устало опустился в кресло за столом, отдыхая, немного посидел расслабленно, потом, не спеша, открыл почти пустую папку с солидным золотым тиснением «ДОЦМА» – Департамент Образования Центрального Сектора Мира Абсолюта. С голоснимка во всю страницу на него смотрело знакомое детское личико; девочка стала старше, изменилась, но, несомненно, это была Даша, дочь Профессора, в доме которого он гостил два года тому назад, когда участвовал в семинаре на Острове Высших. Встревожил вопрос: как она могла из касты Высших, попасть в элитную касту? В смятении быстрым шагом прошелся по кабинету. Потом бланк личной карточки девочки вставил в стоящий на отдельном столике проверочный аппарат служебных бланков. Бланк карточки не совпал с контрольным и об этом он обязан был незамедлительно сообщить в соответствующую инстанцию. Согласно «Закону о запрете неконтролируемого перемещения лиц», бланки документов в каждой касте Мира Абсолюта имели внешне незаметные отличия, что исключало возможность подделки. Не в состоянии собраться с мыслями, какое-то время, натыкаясь на мебель, растеряно вышагивал по кабинету. Наконец, овладел собой, по связи попросил старшего воспитателя корпуса «Малышка» позаботиться о новенькой, и предупредил дежурного администратора школы, что уезжает по неотложным делам.

Явился в свою городскую квартиру, запер входную дверь и отключил видеосвязь, но заниматься ничем не смог: в мозгу билась неотвязная мысль: что случилось? какая с Профессором и Марией произошла беда? как ему поступить? что будет с девочкой, если он сообщит о ней? что будет с ним, если не сообщит?

На другой день вернулся в школу и с головой окунулся в дела, всячески оттягивая принятие решения, но, осознавая, что все само собой не уладится, что срочно нужно на что-то решиться.

Старший воспитатель блока «Малышка» или, как все – и дети, и взрослые – называли ее «старшая мамочка» сокрушенно рассматривала сидящую перед ней на детском стульчике девочку, а та упорно не поднимала на нее глаз. Угрюмая, нелюдимая, даже на собственное имя не откликается; непричесанная, над ухом прядь волос сколота взрослой заколкой, неуместной на детской головке. И заколка-то эта не яркая и блестящая, по нынешней моде, а из какого-то матового металла. Со времени поступления девочки в школу никто не смог ее уговорить снять заколку и причесать волосы. Вот и сейчас, старшая мамочка, недоумевая и огорчаясь, сидела, опустив руку с расческой на колени, а девочка глядела в пол, обеими руками прижимала заколку к голове и вот-вот готова была заплакать. Она и плакала-то не как другие дети – громко и требовательно, а молча и горько глотая слезы. Сердце доброй старшей мамочки этого не выдерживало. «Странная девочка… Уж, не из массовой ли она касты?» – недоумевала. Но это было возможно только в случае сверходаренности ребенка, а за несколько лет её службы в этой школе после окончания ВУЗа, в нее поступил только один такой мальчик.

Первые месяцы пребывания ребенка в школе были столь насыщенны, а отработанные годами методы адаптации столь совершенны, что малыши легко и быстро привыкали к жизни в школе. Немалую роль здесь играло и то, что, за год до поступления ребенок вместе с родителями посещал школу во время праздников и специально организованных знакомств с будущими одноклассниками и учителями, и, когда приходила пора окончательно поселиться в ней, его встречали уже знакомые учителя, воспитатели и сверстники. Эту же девочку старшая мамочка припомнить не могла. Прошло уже несколько дней с появления ее здесь, но о ней словно забыли, хотя, более чем очевидно, что она нуждается в частичной блокировке памяти и подсознания. Нет, конечно, нет, она не критикует Вышестоящих, несомненно, все делается правильно, и ее дело, как и всех в Мире Абсолюта, строго выполнять ГПЖ – Главное Правило Жизни: «Точно, беспрекословно, не допуская сомнений и критики, выполнять все указания Вышестоящих». Просто столь необычный случай выбил ее из колеи. Мелькнула пугливая мысль: какое заключение выдал бы Эл-Мо, если бы сейчас ее подвергли проверке на лояльность? В элитной касте такие проверки проводили очень редко, выборочно, и только в неординарных случаях, но страх перед ними внедрился в подсознание людей, осуществлял самоконтроль за поведением, словами, мыслями.

Перепоручив так и непричесанную девочку молоденькой дежурной воспитательнице, старшая мамочка, по заведенному порядку, поспешила с обходом помещений корпуса. Утренний обход всегда доставлял ей удовлетворение: выполненные с большим вкусом интерьеры, масса игрушек, с вечера убранных в застекленные шкафы, удобная мебель, чудесные ковры и портьеры – все красивое, дорогое и в идеальном порядке. В растворенные окна с недалеких гор задувает утренний чистый, прохладный воздух.

Из спален доносились голоса: воспитатели будили малышей, поощряя разноцветными жетончиками тех, кто бодро вставал, быстро умывался, одевался и бежал в спортивный зал на зарядку. На завтрак обладатели жетонов получали сладкое, тем же, у кого жетона не было, сладкое не полагалось.

Обойдя все комнаты и закоулки, старшая мамочка отправилась на пульт ночного наблюдения за детьми, чтобы узнать как прошла ночь, как спали дети. Пульт представлял собой узкий вытянутый зал, одна стена которого экранами обзора спален была, как бы разлинована в клетку. Если ребенок спал беспокойно, включался звонок и возле соответствующего экрана зажигалась лампочка. Об этом инспектор-наблюдатель сообщал дежурному воспитателю. Новенькая и в эту ночь металась, всхлипывала, и звонок звенел почти беспрестанно.

Старшая мамочка спускалась по лестнице в столовую, где дети уже заканчивали завтракать, когда запыхавшаяся нянечка, в поисках ее обежавшая весь корпус, сообщила, что вместе с новенькой девочкой её в свой кабинет вызывает Доктор.

Всякая встреча с Доктором приводила старшую мамочку в волнение. Вот и теперь она, слегка переполошившись, поспешила в столовую. Почти все дети уже поели, а девочка сидела за столом одна, сложив руки на коленях и понуро уставясь в наполненную тарелку. «Ничего не съела – огорчилась старшая мамочка. – И не причёсана. Хорошо, хоть одета опрятно».

Небольшой двухэтажный домик Доктора, директора школы, находился в глубине парка неподалеку от административного корпуса и здания гостиницы для приезжающих. С улицы невысокая каменная лестница вела в его холл-гардеробную со шкафами для верхней одежды. Через высокую двухстворчатую дверь – вход в обставленную дорогой мебелью гостиную – просторную, светлую, с высокими овальными окнами по двум стенам и выходом на увитую диким виноградом широкую веранду. Другая дверь из холла вела в рабочий кабинет Доктора, с современнейшей кабинетной аппаратурой. На первом этаже находилась и столовая, куда обеды из общей кухни доставлял робот-разносчик. На втором этаже были две спальни и библиотека – любимое место умственных занятий и отдыха Доктора – светлая комната со стеллажами книг, большим письменным столом и библиотечной аппаратурой.