С одной из церквей донесся одинокий звон колокола. Он пролетел над улочками и растворился в небе. Андреас перекрестился. Кристос последовал его примеру. Дед и внук прошли через мандариновый сад, принадлежащий теперь невесть кому, и вышли на тропинку, ведущую мимо стоянки автомобилей в поле, к низким деревянным постройкам.

– Сегодня я не стану тебе помогать, – сказал старик. Лицо его от ходьбы в гору покрылось испариной. Несмотря на раннее утро, воздух уже был сух и прогрет. С моря задувал солёный ветер.

– Я справлюсь, деда, – уверенно сказал мальчик и устремил взгляд вперед. Старик же снова глянул в небо и повернул голову налево, следя за заходящим на посадку самолетом. Серебристые крылья ярко сверкнули в лучах восходящего солнца.

2

– Да, мне уже двадцать девять! – Света ходила по гостиничному номеру взад и вперед. – И ты прекрасно понимаешь, что из всего этого вытекает.

Маша вальяжно расселась на одной из кроватей и медленно выпускала изо рта сигаретный дым. В раскрытую балконную дверь влетал свежий морской ветер, раскидывая в разные стороны тяжелые светонепроницаемые шторы.

– Из всего этого вытекает, что ты зря переживаешь, – сказала она и затянулась. – Мне тоже. И что? Я в принципе спокойно к этому отношусь. Конечно, у кого-то все иначе. Но я – это я. И как кто-то жить не желаю. Мы приехали отрываться, искать. Так какого хрена ты бунтуешь, дорогая?

– Я бунтую? – Света остановилась и посмотрела на подругу. – Ничего подобного. Я просто устала отрываться. Честно. Сегодня иди одна, Маш. Я не обижусь, и ты не вздумай.

– Одна? Не обидишься? Вот как? А ты что собралась делать?

– А не важно. Буду гулять, спать, посижу в тихом кафе на набережной. Пойми меня, пожалуйста.

Маша встала с кровати, утопила окурок в массивной стеклянной пепельнице и сказала:

– Хорошо. Твой выбор, твое дело. Но мы ведь летели сюда вместе. Значит, и ходить должны везде вместе.

– Пойдем со мной. Я ведь только «за», – сказала Света.

Маша расхохоталась.

– Ну, уж нет. Я по полгода сижу в офисе. Тоска смертная. Предлагаешь и здесь киснуть? Это слишком. У нас еще девять дней в этом греческом раю, и я не собираюсь их просиживать в кафешках, да на пляжах.

– Почему киснуть? По-твоему – все, что не связано с клубами и тусовками – скучно? Совсем так?

– У каждого своя правда. Но знала бы я, что ты так повернешь…

– И что? Ты бы не согласилась со мной ехать?

– Именно.

– Значит, так тому и быть, – слишком спокойно для себя сказала Света. – Сейчас я ухожу. Когда приду – не знаю. Если что, звони.

– Договорились.

Маша подошла к балкону и прикрыла дверь, затем резко задвинула шторы. В номере стало темно. Света уже была одета. Она просто схватила соломенную шляпку с тумбочки, сумку и вышла, хлопнув дверью.

– Коза, – сквозь зубы сказала она.

– Дура, – так же тихо сказала Маша и улеглась на кровать.

«Что мне делать? Взять машину или на автобусе? А куда ехать? Чем вообще заняться?»

Проходя по холлу отеля, Света остановилась у большого зеркала, отражающего ее в полный рост. Худощавая и стройная, она была одета в белые короткие шорты, черную майку и широкую соломенную шляпу, на ногах босоножки. Она приблизилась. В сумраке холла свое лицо ей показалось каким-то предельно задумчивым. Большие голубые глаза смотрели печально. Она тряхнула головой, сняла шляпку, натянуто улыбнулась себе. Повернулась в профиль. Чуть вздернутый носик, полные губы. Волнистые волосы пшеничного цвета спадали на плечи. Света поправила их рукой и снова надела шляпу. Она перевесила пляжную сумку из-за спины, порылась в ней и достала солнечные очки. Снова улыбнулась отражению и надела их. Пошла к выходу. Минуя стойку ресепшен, поздоровалась с администратором, пожилой суровой женщиной, взяла пару леденцов из вазочки на столике и потянула на себя входную дверь. В лицо ударил яркий солнечный свет.