Надежда включила ночную подсветку в студии и села за мольберт перед совершенно пустым холстом. Она взяла жженую темперу и сделала небольшой набросок – получилось что-то вроде очертания головы. Надежда решила, что будет писать то, что диктует ей сердце. Она думала об Андрее, о его поступках и действиях относительно нее в последнее время. Она читала его книгу, в которой он давал советы: поменять внутреннее восприятие мира, и тогда бывшие отношения не будут причинять столько боли. Андрей писал в книге о том, что одиночество можно побороть только собственной ценностью и найти то дело, в котором она стала бы востребована и нужна.

И вправду, сейчас она нужна своим ученикам, клиентам и даже простым прохожим, которые привыкли видеть ее работающей после шести часов вечера и позднее. Сейчас она пока не понимает, насколько сильно она нужна и важна для многих людей – творческим людям свойственно принижать собственную ценность в глазах других, – но потом, когда это станет очевидно как никогда раньше.

Надежда смотрит правде в глаза и понимает: человек, которого она называла своим другом, был всегда разным в зависимости от ситуаций и обстоятельств. Это нормально, ибо именно обстоятельства заставляют нас вести себя несколько иначе, чем мы есть на самом деле. Сейчас Надежда видела все как на ладони и не могла не согласиться с Андреем насчет образа, который бы создался перед ней, назовись он доктором Бояркиным сразу.

«Наверное, ему самому было бы очень неловко вести себя естественно, если бы я знала, что он психотерапевт, – размышляла Надежда, понемногу освобождаясь от своей обиды и понимая то, что хотел донести до нее Андрей».

Она постарается стать лучше, краше и эффектнее не только для своих клиентов и новых заказчиков, но и для Андрея, который действительно профессионал своего дела, и ей нельзя отставать от него и уступать ему тоже нельзя! Если уж он назвал ее равной себе, то пусть у него не будет поводов в этом усомниться.

Время покажет, что будет между ними в будущем. А пока взглянем на холст с наброском. Первые минуты Надежда делала все по памяти; ее возбужденное сознание рисовало ей этого мужчину уж слишком симпатичным, поэтому, когда она открыла журнал в хорошем издании с его фотографиями (оставленным послом), то убедилась, сколько же в его лице грубых черт. Но почему это не может стать чем-то прекрасным? Надменность и хмурость взгляда Надежда выправила, и получилось более мягкое выражение – точно такое же, если бы он захотел улыбнуться. Большие глаза она сделала сверкающими. Лицо пишется в анфас, и смотрящий не мог не заметить подлинной схожести с фотографиями в журнале.

Сегодня Надежда не вернется домой. Она решила, что переночует в студии и закончит незапланированную картину. До часу-двух она работала над мелкими деталями, передавая все как можно подробнее. Иной раз ей приходилось вставать на стул, чтобы совладать с большим форматом холста. Ей не хотелось создавать эффект фокуса, при котором вблизи картина похожа на множество непонятных мазков и точек, а вдали – это полноценный сюжет. Поэтому она тщательно подходила к каждому изъяну на его лице, долго всматриваясь в фотографию.

Честно признаться, когда она приступила к одежде, то ей захотелось, чтобы галстук был небрежно развязан, рубашка расстегнута, а жилетка и вовсе отсутствовала. Подобную фантазию в ней возродила фотография, где он расслабленно сидел полуоборотом без очков в кожаной куртке и немного расстегнутой белой рубашке. Она видела его именно таким, поэтому не смогла подавить подобную фантазию. Она копировала фотографию, но с различием в том, что на фото он выглядел куда сдержаннее, нежели на ее холсте. На картине ожили ее неосознанные желания: он сидел перед ней в свободной позе, его взгляд очаровывал, губы манили ее. Может, это последствия усталости, и она бредит? Он своим видом вызвал в ней желание, за что Надежда пристыдила себя. Ведь она, как художник, должна была передать его образ психотерапевта, а изобразила его так, словно он чей-то любовник! Его черная ухоженная борода, хорошо зачесанные назад волосы с выбритыми висками придавали ему харизмы. Невозмутимый взгляд и расслабленная поза – все это выходило из-под ее руки, и она гордилась тем, что может вносить собственное видение вещей, не ссылаясь только на фотографию. А в ее глазах он вообще тот доктор Бояркин, которого привыкли видеть все? Она ни разу не видела его по телевизору и не знала его профессиональную часть жизни, поэтому он выходил на холсте ровно таким, каким представлялся ей при встречах.