Надежда держалась доброжелательной хозяйки студии до самого последнего гостя, ну а потом она опустилась в кресло в приемной и закрыла лицо руками.

Андрей стоял на тротуаре и взглядом провожал отъезжающие машины. Вскоре уехала вся делегация

– Док, все уже готово! Едем? – спросил его шофер, открывая пассажирскую дверь. В салоне кабриолета сидел товарищ Нестеркин со стопкой документов, порученных ему доктором.

– Дим, подожди. Мне надо еще кое-что сделать там. Сейчас вернусь.

Андрей пропал в дверях студии.

Водитель недовольно сел за руль и пробормотал что-то, а потом спросил:

– Чего это с ним такое?

– Это любовь, Димас, – отвечал Нестеркин.

– Да ну, чтобы наш шеф за кем-то приударил?

– Я никогда не видел его таким. Как к нему в помощники нанялся, так постоянно и видел его уставшим каким-то, а тщас такой иноргичный стал.

– Сам психов лечит, а сам как сумасшедший бегает за этой пигалицей.

– Его можно понять, после развода ни с кем ни гу-гу, а тут вишь, художница попалась.

– А я то все думал, где он по выходным пропадает? Обычно по выходным в бильярд ходили, а тут он «занят» стал вдруг.

– Это вот он сюда, походу, и мотался. И еще без охраны ведь. Точно с ума сбрендил.

– И чего это он в ней нашел? Коротышка и пучеглазая такая, а еще и с амбициями, будто супермодель. Не в моем вкусе такие выскочки. Мне высокие нравятся, чтобы ноги длинные были, чтобы разглядывать можно было. Красота!

Дима говорил со сладострастием в голосе, от которого может стать противно.

– Да, не стал бы он сюда мотаться, если бы это было не серьезно, – рассуждал Нестеркин. – Любую свою пациентку бы смог заполучить, или даже вот, нашу секретаршу – хорошенькая она.

– О, да, Вера прямо сок, у неё такие аппетитные формы…

И пошел разговор о женских достоинствах, который я вынуждена прервать, поскольку Андрей обнаружил Надежду совсем уж какой-то расстроенной. Она стояла к нему спиной и разглядывала улицу, на которой велась своя жизнь между автомобилями и прохожими. Доктор убедился, что их никто не мог бы подслушать, приблизился к Наде и уже хотел заговорить, как она обернулась со словами:

– Не надо, не подходите ко мне.

Как бледно ее лицо! Она ломает руки и опустила взгляд, чтобы не заплакать.

– Вы злитесь на меня? Ну, разумеется. Выскажитесь, мы должны выяснить это сейчас и здесь, чтобы наша дружба не сломалась.

– Зачем? Чтобы вы мне посоветовали потом вашу психотерапию? Вы гадкий, напыщенный лжец, который пытался сделать меня своей очередной пациенткой.

– Как раз наоборот, я…

– Молчите! – голос ее дрогнул, вот-вот бы покатились слезы, но она глубоко вздохнула и продолжила:

– Вы достаточно навешали мне лапши на уши. Неужели, вы думали, что я никогда не узнала бы о вашей настоящей жизни? Вы всегда бегали бы ко мне под именем своего помощника и делали вид, будто вы никак не связаны с доктором Бояркиным? Вы мало того лжец, так еще и очень высокомерный и наглый!

В этот момент ей захотелось забыть всю нежность, заботу и доброту, которую она успела возродить в сердце к этому человеку, но уже слишком поздно. Она наконец-то взглянула на него – он выглядел собранным и по обыкновению сдержанным.

– Уходите, доктор, – она обняла себя за плечи и отвернулась к букету.

– Я был готов к более серьезной истерике. Отчего же так сдержанно и сухо? Вы ведь эмоциональнее, чем пытаетесь казаться.

Трогая бархатные бутоны, Надежда хранила молчание, которое явилось самым тяжким испытанием для Андрея.

– Ну что такого в том, что я назвался другим именем? Разве это великая трагедия? Я соврал вам, чтобы между нами не возникло никаких барьеров. Да, лучше бы я сказал правду, и вы бы, подметив мой статус, стали бы принижать себя. Я желал найти ту, которая была бы со мной на равных. Я открыл вам правду, какой я есть в жизни, и на удивление – вы не отвернулись от меня, не назвали меня скучным и нудным. Я интересовался вами, а вы мной – мы общались на равных, как два путника, желающих вместе проходить жизненный путь, делясь впечатлениями и эмоциями друг с другом. Вы понимали меня, а я вас.