Вожак кидается первый, но получив сокрушительный удар огромным кулаком справа, с визгом летит в пропасть. Следующий пес впивается человеку в ударившую руку, но Гордей другой рукой сверху наносит ему такой удар (словно молотом), от которого хищник тут же испускает дух. Третий зверь прыгает через издохшего второго (иначе ему было не подобраться – слишком узко), оттолкнувшись о спину мертвого собрата. Гордей, немного откачнувшись влево, толкает атакующего пса в полете сразу двумя руками. Тот летит с визгом в пропасть, пытаясь в последний момент дотянуться до человека зубами.

Три оставшиеся собаки, видя участь своих собратьев, скалят зубы, рычат, но держатся в отдалении, не смея приблизиться к страшному врагу.

Гордей хватает за хвост лежащего перед ним мертвого пса и, раскрутив его у себя над головой, бросает собачий труп в поредевшую наполовину стаю. Поджав хвосты, хищники убегают. Человек встает, гневно глядит вниз. На дне оврага, жалобно скуля, ползают с переломанными лапами, две собаки. Гордей плюет на них сверху, поднимает голову и щурится на солнце, проглядывающее сквозь листву дуба. Потом идет по тропе дальше.

***

Солнце проглядывает сквозь листву дуба. Вокруг дубрава. Пахнет лесной свежестью и земляникой. На больших расстояниях друг от друга растут могучие дубы. Они стоят, словно удельные князья, поделившие куски земли, и зорко наблюдают за невидимыми границами своих лесных княжеств. Стоят тут, кто сто, а кто и триста лет. Могучие корни забирают из земли все. Иному дереву в дубраве не вырасти! Между дубами лишь трава, да кое-где чахлый подлесок. По этой траве свободно и неторопливо бегут два жеребенка: каурый и вороной. Видно, что их кто-то преследует. Бегуны часто оглядываются, поворачиваются назад, чутко настораживают уши и принюхиваются, расширяя ноздри. Однако, в целом ведут себя довольно беспечно. Для них – это игра. Жеребята часто взбрыкивают, пощипывают один другого, тычась мордами в бока и шеи. Иногда, даже, опять-таки играясь, встают на дыбы.

В дубраве появляются преследователи: большой рыжий пес и отрок лет двенадцати. Последний одет просто, но в сапогах, на плече два недоуздка. Между ним и беглецами шагов двести – триста.

Неожиданно пес делает стойку: передняя лапа согнута и застыла в воздухе, тело повернуто боком к жеребятам. Собака замирает в позе, которая означает: «Там, куда я гляжу – что-то достойное внимания!» Мальчик, проследив направление, смотрит и, вдруг охнув, бежит опрометью туда, в сторону большого дуба, под которым распростерлось тело раненого человека. Тот в потрепанной одежде, с перевязанной белой тряпкой головой, лежит на спине с закрытыми глазами, широко раскинув в стороны руки и ноги. Это боярин Гордей.

Отрок опускается перед лежащим на колени и, приложив ухо к его груди, слушает дыхание. Убедившись, что незнакомец жив, мальчик (немного встревоженный) крестится, шепчет: «Слава тебе Господи!» и легонько трясет лежащего за плечо:

– Эгей, человече, очнись! – Гордей с усилием пытается открыть глаза. Сначала он видит нечто синее и зеленое, которое, вскоре, превращается в листву дуба, сквозь которую видно небо. После замечает отрока, который в этот момент опять наклоняется к нему. Глаза отрока такого же цвета, как небо между листьев дуба. Гордей, опять с усилием размыкает губы и произносит едва слышно:

– Ты, ангел? – легкая улыбка добавляется к озабоченному и сочувствующему выражению лица мальчика, он отрицательно качает головой.

– Тогда кто же?

– Варфоломей я, сын боярский.

– Сие, из каких же бояр, часом не из московских?