Катан занял свободный столик поближе к сцене и стал ждать. Довольно скоро к столику подоспела официантка с блокнотом и карандашом в руках:

– Чего изволите, господин хороший?

– Покушать самого вкусного, что у вас есть, да побольше! – не долго думая, ответил Катан, не ему ж платить, а Тауриэль. – Хе-хе!

– А пить, что соизволите?

– Какао у вас есть?

– К сожалению, впервые слышу о таком напитке, – действительно, с сожалением в голосе, с грустинкой произнесла официантка, – но могу предложить что-нибудь из экзотического: ром, текила, даже водка тёмных есть.

– Нет, спасибо! Попить мне бы чайку зелёного да с жасминчиком, если есть.

– Зелёного? Это как: сырую траву что ли? – явно удивилась официантка. – А цветы-то Вам зачем? На стол поставить или букет нужен?

«Опа! – подумал Катан. – Как тут всё запущено… То есть непридуманно ещё. Средневековье! А на меня как на чудака ещё смотрят, когда спрашиваю».

– Тогда просто самого обычного чая. Хотя… Давайте, тоже – самого лучшего!

Официантка записала заказ в блокнот, кивнула и, сказав, что все будет сделано, попросила только подождать немного, а сама упорхала к следующему столику.

Начал своё выступление гармонист. Играл весело, пел задорно. Частушки про работу на полях, про трусливых зелёномордых орков, про глупую Королеву Ночи и про всякое-разное. Народ в зале доброжелательно посмеивался, притопывал в такт мелодии и иногда из-за углового, плохо освещённого столика выкрикивали: «Давай ещё! Жги ещё!»

К концу выступления гармониста официантка принесла в два захода на большом подносе в продолговатом блюдце целого запечённого с яблоками молочного поросёнка и горшочек с печёной картошкой в масле. Спросила:

– Чай сейчас или попозже?

– Спасибо! Попозже, пожалуйста.

«Как-то слишком много для меня одного», – подумал Катан.

На скамейку к Катану подсела ярко накрашенная и нарумяненная дама в красном коротком кружевном платье и красных же колготках в крупную сеточку:

– Хей, котик! Компанию на вечер не составить? – и закинула ногу на ногу, одной рукой поглаживая Катана по плечу.

– Не-не! Не нужно! Я и сам управлюсь, – ответил Катан, не собираясь делиться ужином, пусть и не за свой счёт.

– Фи! Как грубо! – дамочка сразу потеряла к нему всякий интерес и уплыла к мужчине за соседним столиком.

Катан принялся за ужин. А на сцену взобрался старичок. Достал откуда-то из своей убогой одежонки бубенцы и хриплым голосом запел. О том, как нелегко живётся людям в Пограничье, о пренебрежении к ним элькийцев, о набегах орфийцев… Зал засвистел, заулюлюкал: «Ату его! Прочь с глаз наших!» В сторону выступающего даже полетели какие-то предметы. Старику пришлось прервать выступление, и он поспешил удалиться из зала. Вслед ему продолжали свистеть, тут да там раздавались оскорбительные выкрики. Кто-то даже замахнулся кружкой, на спешившего покинуть помещение старика.

Затем на сцену взобрались последние двое, что были в плащах. Расчехлённым инструментом оказался барабан. Артисты скинули капюшоны. Под ними оказались зелёные, чешуйчатые, немного вытянутые то ли лица, то ли морды. Глаза у них были салатового цвета и с вертикальными зрачками. Руки из-под рукавов тоже были зелёными и покрыты чешуёй, кроме ладоней. Вдобавок ко всему только сейчас Катан заметил, что сзади у каждого из-под плаща торчит кончик хвоста, наподобие крокодильего. У того актёра, что был без барабана, на голове топорщился ярко-розовый перепончатый гребень. Официантка подошла к Катану:

– Чайку нести уже?

– Да-да, пожалуйста! А… А кто это? Они в гриме? Или взаправду, нелюди очередные?

– Рептилоиды