– Что же ты, окаянный, наделал? – хрипло шептала она. – Ты откуда воду наливал? Я даже подумать не могла, что в черпаке не вода! Я же Сиянну наземь разлила! Да сколько разлила – полковша! Это ж сразу на той стороне о нас прознали! Вот беда… А если бы ты Санию мне подсунул?! Что бы тогда было? А?! Катастрофа ты ходячая!

«Тихо, тихо, хозяйка, – ровным тоном успокоила ее собака. – Будем решать проблемы по мере их поступления. А вам пока надо выспаться. Восстановление уже полным ходом идет. Сейчас мы вас в избу отнесем».

Она кивнула человеку:

«Нести тебе придется».

* * *

Бабка «оживала» быстро. Что бы она там, в баньке, ни «приняла на грудь», но, судя по всему, явно перебрала: без умолку болтала, громко смеялась и даже пыталась орать песни. Доктор тащил ее на себе к старой избенке и по ходу следования всё больше удивлялся: почему дикция Нины Петровны шаг от шага улучшается? Вроде бы с пьяными всё наоборот…

Постепенно в деревенский говор хозяйки замысловатым образом стали вплетаться научные термины:

– Эйфория, милок, такая коварная штука! Я и не заметила, как искусственно вызванная повышенная секреция дофамина вернула организму чувство удовольствия и радости. Меня прямо прет от счастья! Или это эндорфины разгулялись? Хотя это общее название для нейромедиаторов. А ты знаешь, милок, сколько этих самых нейромедиаторов? – она попыталась взмахнуть рукой. – Целая куча!

Бабка помолчала, всхлипнула и сама себе ответила:

– А-а-а, ты же знаешь, ты же доктор!

Немного поерзав на спине у Сергея, она неожиданно сильным и ровным лекторским голосом четко произнесла:

– Структурно они напоминают опиаты, отсюда и происходит название – «внутренние морфины». Соответственно, рецепторы эндорфинов называются опиатными…

Зевая, она еще немного порассуждала о гормонах радости. И, подытожив: «Лет пятьсот так хорошо не было!», – сонно засопела.

Клавдия, толкнув носом непонятно почему новую, пахнущую свежим деревом дверь избушки, скомандовала:

«Неси хозяйку наверх, в горницу».

– Куда? – не понял Сергей.

«На второй этаж по лестнице», – пискнула белка, всю дорогу сидевшая верхом на лохматой подруге.

– Да нет здесь второго этажа!

«Уже есть. Иди за мной», – собака оскалила клыки в своей неподражаемой улыбке и легко взбежала по деревянным ступеням. Сергею ничего не оставалось, как последовать за ней.

Наверху он опрокинул бабкино тело на застеленную красивым атласным покрывалом постель и огляделся. Светлая уютная комната второго этажа появилась словно по волшебству. Он провел руками по лицу, сжал виски: еще вчера вечером не было в стареньком домике никакой верхней надстройки. И лестницы не было… И входную дверь он помнил хлипкой и скрипучей!

А сейчас обстановка горницы согревала душу домашним теплом. Высокое окно, озаренное светом недавно взошедшего солнца, прикрыто от любопытных лучей легкими шторами. На широкой деревянной кровати пестрой компанией расположились пухлые подушки. Прикроватные тумбочки покрыты узорчатыми салфетками. На спинке глубокого мягкого кресла у окна – аккуратно сложенный пушистый плед. В углу – туалетный столик с большим овальным зеркалом. Мило и комфортно. Чудеса!

Белка вспрыгнула на постель и потащила яркую подушку бабке под голову:

«Что стоишь, человек? Помогай!»

Сергей наклонился к женщине, подкладывая подушку. Поправил разметавшиеся по одеялу волосы и с изумлением воззрился на пробивающийся сквозь седину золотой блеск. Хозяйка открыла глаза, вздохнула и погладила его по щеке совсем не шершавой рукой.

– Ты не буди меня, я посплю. И, пожалуйста, ничему потом не удивляйся, – попросила она и снова отключилась.