– Бесполезное отребье! – Предводитель в сердцах стегнул злобой одну из эмоций.

Та отлетела, влажно шмякнувшись о сверкающий купол, и с шипением испарилась. Граф присмотрелся: на зеркальной поверхности осталось крошечное мутное пятно.

– Вот и разгадал я тебя, – с ехидной улыбкой обратился он к недвижимой красавице. – Ну что ж, начнем покорять твое огненное сердце!

Великий Предводитель призывал из мира людей, раздираемого бесконечными войнами и противоречиями, всё новые и новые энергии обиды, досады, боли и гнева. Темные субстанции наваливались вязкой смердящей грудой на сверкающий кокон, пытаясь затопить светлое естество океаном разочарования, отчаяния и безнадежности. Эмоции наслаивались, цеплялись друг за друга, смешивались в клубок и давили на сияющую оболочку сплошной чернильной массой.

Ядовитая смесь, шипя и испаряясь, капля за каплей неустанно разъедала хрустальную защиту. На место сгоревших эмоций горой наваливались всё новые и новые. Жеглард никуда не торопился: впереди были столетия…

И вот в одну из ночей перед ним появился подобострастный подручный. Суетливо переступая копытцами, он с низким поклоном сообщил:

– Господин, пленница на Обиду отреагировала. Ее веки дрогнули!

– Время пришло! – Предводитель порывисто встал, вынул из потайного ящика стола инкрустированный самоцветами ключ на ярко сияющей цепочке.

Он стремительно направился к выходу, по пути властно бросив всё еще замершему в поклоне прислужнику:

– Гордыню ко мне!

* * *

На скалистом карнизе за сотни лет почти ничего не изменилось: тот же серый гранит, тишина и покой. А внутри, под многометровой каменной толщей, в просторной пещере – прозрачный кокон, сберегающий от зла прекрасную амазонку. По гладкой, уже не сжигающей нечисть, но всё еще непроницаемой для негатива поверхности ползали, струились, перетекали гадкие и злобные эмоции. Они шептали о безысходности, вечной тьме и безвременной утрате. Старались достучаться до сознания Арины, сковать, омрачить ее мысли. Пытались заставить пожалеть о самопожертвовании, проснуться, выйти из-под защиты и сдаться на волю зла.

На самом верху кристалла бесформенной кляксой прилипла длинноносая Обида и, словно заправская плакальщица на деревенских похоронах, причитала:

– Ой, да увяла дева юная во цвете лет! Ой, да не придет к ней боле добрый молодец, не поцелует в сахарны уста!

«Ой, да на кого же… зачем же… да как же!» – разносились по пещере заунывные вопли. Обида метила получить статус Отчаяния, поэтому старалась вовсю.

Предводитель подошел вплотную к оберегу и внимательно всмотрелся в лицо девы. Вот от очередной визгливой тирады веки Воительницы нервно дрогнули… Вот еще раз… и еще…

«Нет, тут не в Обиде дело, – злодей осмотрел снующие вокруг эманации и удивленно поднял бровь. – А это что за… недоразумение?»

Немного поодаль, свернувшись в тугой штопор, трепетало Раздражение. Оно не пыталось проникнуть в кокон, не старалось угодить господину. Его до такой степени всё раздражало, даже бесило, что каждый вопль Обиды отзывался в его материи всё новым и новым всплеском негодования и ярости. Жеглард понял: это Раздражение просочилось сквозь нерушимую оболочку хрустального оберега, вызвало эмоции у спящей покуда девушки. Ага! Оно не стремилось взломать защиту капсулы, но все-таки сделало это – а все эти услужливые рабы изо всех сил старались, но ни грамма не преуспели…

«Так-так», – ухмыльнулся он.

И, решив подтвердить свою догадку, грозно надвинулся на Раздражение:

– Быстро! В кокон!

Раздражение передернулось и… оказалось внутри защитного периметра, трепетно приникло к ногам девушки. У него было одно жгучее желание: только бы оставили в покое!