– Ой, и правда, доченька! – всплеснула руками старушка. Я вот с тобой заговорила, словно знаю тебя давно, а ведь и впрямь, мы же незнакомы! Меня зовут Мария Антоновна, можно просто – баба Маша.

Когда баба Маша назвала меня доченькой, я вдруг вспомнила, что обещала родителям позвонить как только доберусь и достав телефон набрала номер. Быстро успокоив родных, мы не спеша зашагали к дому бабы Маши, поднимая клубы мелкой желтоватой пыли.

– Я здесь недалеко живу, на соседней улице, – рассказывала мне женщина. А всего в нашей деревне три улицы, правда длинные. Деревня-то наша старая, да вот только совсем заброшенная. Да не это печалит меня, не это… – как -то задумчиво произнесла она.

– А что же вас печалит? – поинтересовалась я.

– А то, доченька, что молодежь спивается, трудиться никто не хочет, Бога не боятся, а бесам кланяются., – выпалила она.

– Как же это? – удивилась я.

– А я тебе сейчас за чаем и расскажу.

Я опять с интересом рассматривала дома стоящие вдоль улицы. Сразу бросалось в глаза, что все постройки были старыми, новых мне не попадалось. Дома, в большинстве своем были деревянные, большие, словно две избы стояли под одной крышей. И в каждом доме в мансарде было окошко, что создавала впечатление, будто дома двухэтажные. Встречались и маленькие избушки. Некоторые из них были ухоженными, с окрашенными рамами и ровными заборами, но таких было единицы. В основном домишки были неказисты, с завалившимися заборами, заросшими полисадниками. Еще меня удивило, что нам почти не встретились дети, хотя время было ещё не позднее.

– Какие у вас дома интересные! Никогда таких не видела! —

– Деревня, то, Света, наша старая очень. Здесь была финская территория. Еще финны строили. А семьи раньше большие были, многодетные, 8—10 детей нормой считалось, не то, что сейчас! Вот и дома просторные делали, что бы не тесниться. Что бы все по уму, все удобно… Её в 1940 году Советский Союз во время Зимней войны к себе присоединил, наверное помнишь, в школе проходили.-

– Но постоянное население здесь только после войны появляться стало в 1945—46 годах. Так и мои родители сюда перебрались новые места осваивать. Война страшная была, людей по всей стране разбросало! Кто из оккупированных территорий уезжал, кто не дожидаясь военный действий подальше от линии фронта бежал, да и Сталин целые народы с мест насиженных выгонял. Тяжелое время было, да и сейчас непростое.

– Ну, вот и добрались, – и баба Маша открыла калитку и пропустила меня вперед. Навстречу нам выскочил небольшой лохматый пес и завилял хвостом.

– Не бойся, проходи, он не тронет. Я зашла в дом и огляделась. Внутри домик оказался намного просторнее, чем был снаружи. Почти посередине стояла большая печь, как бы отделяя дом на различные зоны: кухню, спальню и гостиную. Обстановка была очень простой, но уютной.

Я поставила свой рюкзак на скамью и села. Баба Маша засуетилась у электроплитки, стоящей на металлической этажерке возле печи.

– Сейчас поужинаем, я вот блинчики с творогом разогрею, чай заварю, мы с тобой и поговорим обо всем. Давно уж у меня гостей-то не было, скучно одной. Вот только Петровна, да Михайловна ко мне и заходят, а точнее, мы друг к другу по очереди в гости ходим, Библию читаем, молимся… – поделилась Мария Антоновна.

– А вы, что же, в Бога верите? – не из праздного любопытства поинтересовалась я. Мне было важно знать, что баба Маша за человек, ведь я вверяла себя по сути чужому.

– А как-же, деточка, в Него не верить? – хлопоча у стола ответила женщина. Верю с самого детства военного, когда Он своей милостью жизнь нам не раз спасал, от голода и холода сберег, отца с фронта возвратил. Нас с детства родители учили во всем Божью руку видеть и благодарить Его. Сейчас -то как молодые живут? Делаю, что хочу, и спроса нет…. И ведь гибнут! Потому, что во тьму шагают, а там во тьме разве угадаешь, где ногу поставить….