Деньги изначально и были придуманы, чтобы скрывать ТОТАЛЬНУЮ НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ этого мира и НЕСОВЕРШЕНСТВО ЧЕЛОВЕКА (искусственно насаждаемое!).

Но ведь должен всегда оставаться в этом мире один, кто придает этому миру смысл. Иначе…. Иначе человечество погрязнет в войнах. И весь путь человечества будет извечно вращаться по кругу: утопия – антиутопия – война (самоуничтожение) и т. д. и т. п. И некому будет прервать этот круг: демократия – тоталитаризм – война – смута; демократия – тоталитаризм – война – смута; демократия – тоталитаризм – война – смута… И так бесконечно, только в разных формах проявления и разных способах осуществления!

Вот так каждый период отдохновения – смута – эпоха массовых потрясений и беспорядков, перетряска общественных штампов, шаблонов, ярлыков, устройств, эпоха хаоса и падения нравов – фейерверк маленьких войн. Передышка перед очередным циклом. Переход! Превращение большой войны в миллионы маленьких войн, в каждой душе и в каждом сердце.

И с каждым разом всё краше, заманчивее, убедительнее, бездоказательнее и неотвратимее утопия, всё ожесточеннее, завуалированнее, монолитнее, беспросветнее антиутопия и всё кровопролитнее, неистовей и бессмысленней войны…

А смута – это продолжение всё тех же военно-биологических войн, но перерастание их в информационные, ресурсные, технологические, идеологические, национальные, религиозные, торговые, психические, социальные, бытовые, криминальные (пожалуй, в первую очередь).

Мелкая война, бывает, отводит большую войну. Скорее, оттягивает момент большой войны.

Война идет постоянно, то нисходя на уровень масштаба человеческой души, то восходя на половину земного шара.

Так всегда – после антиутопии (коммунистической или социал-демократической, социал-националистической, какой угодно, после триумфа этих идеологий), если эта антиутопия выдержана во времени, не затянута и не перезревшая, после антиутопии или на ее фоне всегда разыгрывается самая страшная война. Война здесь – расплата за потерю духа свободы, за раболепство.

На более мелком отрезке времени эти циклы рекурсивно, фрактально повторяются, и тогда антиутопии имеют не такую выраженную фактуру, и сменяются они самоуничтожением, т. е. люди наполняются ненавистью друг к другу, ненавистью, которая может в любую минуту перерасти в реальную войну».

Скулд боялся не успеть до рассвета. Он весь дрожал, боясь одного – не разобрать строк. Очки то и дело сползали с покрытого капельками пота носа, и Скулд беспрестанно поправлял их.

Почерк в некоторых местах был действительно безобразным, почти неразборчивым, мало того, иногда строчки были залиты не то водой, не то чаем, а может, и слезами.

Скулд читал по возможности быстро, как мог, то и дело поднимая глаза к больному, прислушиваясь к его тяжелому, прерывистому, свистящему дыханию.

Скулд читал… Он старался понимать.

В этом понимании он видел свой долг. Последний долг на этой земле (тринитарный императив ДОЛГА). Он жаждал исполнить свой долг с честью. Каким-то высшим чутьем, какое было даровано ему свыше, он ясно, интуитивно осознавал, что в понимании одного человека другим и заключается тот самый заболтанный и затасканный, пресловутый, так тщательно искомый всеми людьми, СМЫСЛ ЖИЗНИ!

Пребывая уже в старческом возрасте, прожив длинную и трудную жизнь, Скулд, кажется, только сейчас осознал, как важно понимать человека. А может, в этом понимании и заключен смысл человеческой жизни?

Поэтому так важно, до безумия важно и нужно понимать…

Из дневника Бродячего Поэта:

«Многие, с кем я встречался и встречаюсь, находят странным мое занятие: творчество – сочинительство Арник. До сих пор никто, да и я сам, не смог дать такого определения этому феномену, этому чуду, этой светящейся и парящей свободно мысли, схваченной в слове или музыке, застывшей в образе. Да, Арника – это музыка слова, исповедь боли! Арника – это исповедь сердца. Это застывшее дыхание Бытия! Одна из бесчисленного множества снежинок, пойманных на язык в далеком и неповторимом детстве. Это та вечно существующая, но неуловимая ГАРМОНИЯ ВСЕГО.