– Теперь запоминай, – сказала Радонега, когда они закончили и свернули готовые плетежки. – Сильному слову тебя обучу. Его говорить надо так, чтобы другие не разобрали, и на память затвердить. Повторяй да запоминай: «Огораживаю я мужа моего, Свенельда, Альмундова сына, оградой крепкой от земли до неба, с закатной стороны на подвосточную…»

– С закатной стороны на подвосточную… – старательно повторяла Витислава, рисуя в голове все эти стороны, багряные от солнечных лучей, чтобы крепче держались.

– Ограждаю от зла черного, от худой немочи, от наведенного, от наговоренного…

– По воде напущенного, по ветру насланного…

Прикрыв веки, Витислава старалась шептать так же, как Радонега – невыразительным голосом, через узкую щель между губами. И видела это неясное, неразличимое зло, летящее на ветру или скользящее по поверхности текучей воды; зло походило на серые расплывчатые тени, но если их тронуть – опалит холодом, порежет, будто острый нож.

– Затворяю дорогу колдуну и колдунье, ведуну и ведунье, злым бабам чудским, лихим девкам мерьским, заговариваю от белого, от черного, от рудого, от русого, от красной девицы, от лихой вдовицы, от призора, от порчи, от сглаза. Отсылаю все болезни и хвори, призоры и прикосы черному медведю на хребет!

Витислава содрогнулась, как будто этот медведь вдруг выскочил черной глыбой из темноты. Но его нужно было не бояться, а заставить служить.

– Ты понеси, черный зверь медведь, в темные леса, в глухие болота, чтоб там жили, вовек не воротились…

Придя назад в девичью избу, Витислава улеглась, но до самого утра почти не спала. Три бессонные ночи за ворожбой, понимание того, что завтра все изменится, так ее растревожили, что сон не шел. Каждое мгновение казалось длинным, а ночь – бесконечной. Радонега твердила, что она, Витяна, должна сделать для Свена невидимую защиту. Но хорошо ли у нее вышло? Что будет, если его настигнут все эти злыдни и беды? Как там было: колдун и колдунья, ведун и ведунья, злые бабы чудские, лихие девки мерьские… Черный зверь медведь! Витислава снова вздрогнула. Ей представлялся Свен, с мечом выходящий против огромного черного медведя, величиной с избу, и становилось страшно, и хотелось помочь – но как? Не так чтобы она привязалась к мужу – за эти месяцы он стал ей привычнее, но не стал ближе. Однако Свен привез ее сюда, с ним она была знакома дольше всех прочих, и Радонега учила ее смотреть на него как на свою судьбу. Случись с ним беда – она останется вовсе без судьбы…

Потом кто-то тронул ее за плечо. Над ней склонилась Лучинка:

– Ступай, госпожа в ту избу зовет.

В ту избу – это значит, в хозяйскую. Быстро умывшись и одевшись, Витяна дала служанкам замотать и заколоть на ней покрывало, накинула кожух на белке – новый ей обещали, но еще не приготовили, – и перебежала в большую избу. За пазухой у Витяны лежал завернутый в платок красный шерстяной плетежок – ее рукоделие с трех ночей в бане.

Снаружи было еще совсем темно, однако утро наступило. Шел крупный снег, покрывая свежие отпечатки ног. Ворота стояли открытыми, отроки переносили на плечах из клети какие-то мешки, тиун отдавал распоряжения.

В большой избе уже все встали, две служанки собирали завтрак, на столе теснились блюда, горшки и миски.

– А вот и жена твоя! – Радонега кивнула Свену. – Вставай!

– Будь жива! – Свен шагнул навстречу Витяне и улыбнулся.

– Будь жив, господин! – шепнула она и вопросительно взглянула на Радонегу.

Та сделала сыну какой-то знак. Свен, сдерживая ухмылку – дело-то важное! – расстегнул узкий кожаный пояс с литой бронзовой пряжкой и задрал подол сорочки, так что стал виден верхний край портов, где гашник. Радонега показала Витяне: приступай.