– Ты не робей, – подбодрила Радонега невестку, у которой в испуганных глазах отражался огонек светильника. – Тебя ведь не в грядах нашли. Ты – княжеская дочь, тебя боги слышат.

Мать не успела обучить Витиславу ворожбе – для этого приходит срок, когда дева надевает поневу и обретает женскую силу. Теперь этому ее учила женщина, которая больше самой Витиславы хотела, чтобы она эту силу обрела.

Сперва Витислава только смотрела, как Радонега прядет, вытягивая нитку правой рукой вместо левой. У свекрови, опытной и в таких делах, получалось так же ловко, как обычно, не сразу и поймешь, что не так. Зато сама Витяна намучилась, когда пришел ее черед! Тянуть нить из кудели правой рукой получалось неплохо, но левая все время сбивалась, куда крутить веретено. А крученная не в ту сторону нить никуда не годится – не скручивается, а расползается. Досадливо вздыхая, Витислава сращивала нить и начинала заново. И пожаловаться нельзя – слово скажешь, вся сила пропадет! Однажды она чуть не заплакала, да Радонега, взяв ее руку в свою, показала, как нужно. Успокаивала знаками: не тревожься, получится. У нее уже было готово полное веретенце, а Витяна и не надеялась до утра спрясть годной нити хоть пару локтей.

Вздыхая, прерываясь иногда перевести дух, наконец она приладилась. Радонега гладила ее по голове: дескать, бывает, само собой ничего сразу не получается, всему учиться надо! Витислава изо всех сил собиралась с духом: ведь дело важное – ворожба. Если она ради своего мужа не постарается, кто же его защитит? Только та «хаминга», о которой толковал Альмунд.

И привиделось ей, будто сидит здесь, в бане, та рослая жена в белом и ловко прядет нить из лунного света… Ведь их род – знатный, от князей датских, хаминга их и не такое должна уметь.

Когда наконец Радонега знаком показала, что достаточно, у Витяны уже руки отнимались.

Лучинка тем временем преспокойно спала на лавке в предбаннике, съежившись для тепла. Разбудив ее, отправились обратно в городец. Ночь уже заворачивала к утру, Витислава чувствовала себя разбитой, будто на ней пахали. Но Радонега одобрительно похлопывала ее по плечу, и сама она чувствовала, что кое-чему научилась. Сквозь усталость пробивалась гордость: пока ее ровесницы в лелешки тряпичные играют, она несет обязанность знатной жены оберегать мужа!

Днем Радонега позволила Витяне отоспаться, а вечером снова повела в баню. Нынешний урок был полегче: они всего лишь растопили печь, нагрели воды, сделали настой корня марены, размотали вчерашнюю пряжу и выкрасили в красный цвет. Витяне удалось даже подремать, пока пряжа настаивалась. Потом они ее прополоскали, развесили сушить над печью и пошли спать. Но мужчины уже с утра были так заняты подготовкой к походу – Альмунд толковал с каким-то мужиком о сушеной рыбе, а Свен увлеченно бранился с другим из-за ледоходных шипов для лошадей, которых оказалось недостаточно, – что никто и не замечал, что их женщины, особенно Витяна, бледны и зевают украдкой.

На третий вечер мужчины легли спать раньше обычного – завтра чуть свет Свену и Велераду предстояло выступать по Мсте на юго-восток, к землям мере. В этот день они сходили в баню, и когда Радонега с невесткой пришли туда, там стояло ровное влажное тепло с запахом распаренных веников и целебных трав. При огоньке светильника они заправили по четыре крашеные нити в отверстия ткацких дощечек и принялись ткать тонкие, но прочные плетежки[12]. Это делается обеими руками, и к этой работе Витислава привыкла с восьми лет, так что могла ее выполнять даже в полудреме. Только полагалось молчать.