В колледже мы сперва занимались, сидя на подстилках. Позже привезли стулья, столы и скамейки. Колледж возглавлял капитан Ричардсон, англичанин, а главным местным (бенгальским) учителем был Раматану Лахири. Махеша Дада и Кайлаш Бабу были второклассниками, а Кали Дада и я учились в первом классе. С нами занимался царский сын Бахадур Сатиш Чандра. Спустя несколько дней после нашего поступления в колледж прибыл сын царя Куч-Бехара22. Нашими учителями были Гададхара, Дина Даял и другие. У учителя Гададхары была раздувшаяся шея; он был очень жестоким человеком. Он бил нас куском грифельной доски.

Все говорили, что мне нравилось изучать английский. Благодаря стараниям и практике я стал пользоваться репутацией способного ученика, и учителя были ко мне добры. В том году я сдал экзамены, перешёл в следующий класс и получил награду. Ни Махеша Дада, ни Кали Дада, и никто другой из нашей группы не перешёл в следующий класс и не был награждён. В Уле разошлась молва о том, что я оказался самым способным из мальчиков. В очередное воскресенье, когда я вернулся домой в Улу, меня ждали лавры. Дед по матери всячески меня ласкал и усадил рядом с собой принять прасад. Отец тоже выказал мне особое расположение.

Моя мать, Бари Мами, и другие повсюду обсуждали новости обо мне. В это время нас навестил мой бывший учитель Дижор Барет. Он стал всячески меня хвалить, но отец указал ему на недопустимость таких похвал в моём присутствии. Слыша все эти хвалы, я раздулся от гордости. Очень скоро я решил, что мне уже не нужно упражняться в чтении и письме.

В результате я перестал демонстрировать успехи в классе. Учителя снова стали суровы со мной. Оправдывая себя этим обстоятельством, Махеша Дада и другие, мне завидовавшие, устроили мне «сладкую жизнь». Когда я успешно занимался, все очень мне завидовали, но теперь они стали открыто изливать на меня свой гнев. Я больше не мог запоминать уроки, и меня мучили со всех сторон.

Я выезжал в школу на паланкине, но не шёл на занятия. Вместо этого я отсиживался в зарослях деревьев, а по окончании учебного дня возвращался домой на паланкине. Иногда под предлогом болезни я оставался дома. Один из наших слуг по имени Кеши проникся моими страданиями и принимал мою сторону. В то время нашей няни уже не было в Кришнанагаре, поскольку, как только старшие увидели, что мы прекрасно устроились в Кришнанагаре, её забрали обратно в Улу.

Однажды к нам домой пришёл Деоян Говинда Адач. Он приготовил баранину. Поздно вечером, поев баранины, мой брат Кали Дада заболел холерой. Доктор Кали Лахири сказал, что его заболевание очень серьёзно. Мы все решили, что Кали и я покинут Кришнанагар на рассвете и вернутся в Улу, и утром мы сели в паланкин. Состояние Кали Дада ухудшалось.

Во время переправы через реку Анджану я всячески пытался его успокоить. К восьми утра следующего дня паланкин достиг Улы. Часом позже Кали Дада умер. Женщины в доме начали рыдать, и я понял, что пришла беда. В тот день мой дядя должен был устроить у нас дома трапезу для браминов. Организаторами пира были представители общины каястх, но теперь это мероприятие отменили.

Спустя два или три дня я узнал, что не вернусь в Кришнанагар. Моё нежелание посещать школу было хорошей новостью с точки зрения моих родителей, поэтому я забросил чтение и письмо и остался в Уле. К тому времени в доме моего деда уже не было школы.

__________________________________

Мне было восемь лет, и это состояние праздности продлилось три или четыре месяца. За это время я позабыл весь английский. Однако вскоре состоялась встреча нескольких уважаемых джентльменов, на которой было решено учредить в Уле английскую школу. К старому дому моего дяди примыкал небольшой кабинет, известный как