Хома заключал в себе полное собрание недостатков, как полное собрание сочинений упокоенного вождя мирового пролетариата. Единственным положительным качеством его, впрочем, был неиссякаемый оптимизм. Он с оптимизмом смотрел не только в будущее, но и в пустое, никчёмное и безотрадное прошлое…

−…Леди энд джентльмены, колхозники и колхозницы… и лица, приближённые к председателю! Дорогие граждане и старушки! − возмутитель спокойствия направил взор с сияющей неотразимой улыбкой к виновникам торжества, руками помогая обозначить их месторасположение. − Дорогие молодожёны, кузнецы маленьких пролетариев…

− А можэ, воны выкують прынса! − нарочито громко, дабы быть услышанным, предположил старый Ларин, которого на хуторе прозвали Капиталистом. Его дом хоть и уступал по размерам розовому, под шубой, в котором происходили описываемые события, зато был из новомодного силикатного кирпича, с шиферной крышей и вызывал у хуторян неприкрытую зависть.

− …Мы прибыли к вам от короля Иордании Абу Ашурбанипала Махтум ибн аль Бахрума с почётной миссией − поздравить молодых, я имею в виду жениха и невесту, − пояснил Жульдя-Бандя, чтобы кто-нибудь моложе легендарной бабки Устиньи не принял это на свой счёт. − Со вступлением в гражданский брак! Мы, от имени его высокопреосвященства короля Иордании Абу Ашурбанипала… − временный королевский поверенный от волнения позабыл полное имя монарха, решив ограничиться лишь прологом, − намерены вручить эту скромную ассигнацию… молодожёнам!

Он гордо вознёс «пригласительный билет», удивляя гостей и родственников столь щедрым подарком…

Даритель, в котором королевского посланника признала только выжившая из ума бабка Устинья, нарушив традицию, начал поздравление с себя. Нисколько, впрочем, не задев собственного достоинства первоочередников − родителей молодожёнов.

Он, как святыню, вознёс стодолларовую купюру. Сияя, как золотой динар, направился к виновникам торжества. Фунтик, счастливый от того, что всё складывается так удачно и что ежели их и будут бить воинственные казаки, то не сейчас, последовал за приятелем.

Невеста торопливо встала. Потащила за рукав валуховатого жениха, который доселе с долларами не встречался и с конвертируемостью валюты был знаком не больше, чем атеист со вторым пришествием Иисуса Христа.

Потомки ветхозаветных неискусобрачных Адама и Евы, роли которых прекрасно исполнили закреплённые брачными узами Авраам и Сара, стояли во всеоружии, готовые приступить к реализации элементов обряда посвящения в семейную рутину. Жених глупо улыбался, периодически, как любопытная сорока, вертя головой. В улыбке невесты угадывался лёгкий минорный холодок.

− Сегодня посвятить молодожёнов в семью, как мы видим, пришло очень много народу, − Жульдя-Бандя жестом обозначил это, проведя рукой от края дома до сарая, где на скамьях гнездились пролетарии третьей категории. − Я… мы желаем, − поздравляющий виновато улыбнулся, позабыв о Фунтике, − чтобы ваш союз был надёжным…

− …как ДТ-75, − вставил Хома, работающий в полеводческой бригаде на одноимённом железном труженике, и захихикал вместе с Марихуаной, с которой делить эмоции порознь не мог.

− …как сбережения в швейцарском банке!.Чтобы в вашей хате всегда…

− …были сало и самогонка, − перебил сосед Хмель − Ванька Хмелевской, трудившийся на маслобойне в Атаманске…

У него были принципы прокурора, мораль гиббона, потребности миллионера, возможности советского социалистического раба, образование неоконченное среднее.

Хмель купался в лучах популярности, и к нему со всей округи денно и нощно стекались просители за макухой для своих вентерей и самоловов из ивового прута. Его и прозвали за это Ванька Макуха. Уступал, разве что, Насте Жирновой из Мокроталовки, к которой тоже стекались, только по иному поводу…