– Мне чего-нибудь покрепче. Твоя мадера подойдёт.

Мельхиор с удивлением взглянул на Барабару, но доктор Мартиниус, ни слова не говоря, дал ему знак, налить племяннице. Чокнувшись, они выпили.

– А что бы ты хотела получить в подарок на день рождения? – нарушил грустную тишину доктор Мартиниус.

– А ты обещаешь выполнить моё желание? – оживилась Барабара.

– Даю слово члена Гильдии гведских нотариусов, – торжественно пропищал доктор Мартиниус, приложив руку к сердцу.

– А ты, Мельхиор, обещаешь?

– Конечно, обещаю. Честное слово помощника члена Гильдии гведских нотариусов, – пробормотал Мельхиор в замешательстве. Он-то тут при чём?

Барабара выпрямилась на стуле и объявила, словно королева своим подданным:

– Тогда слушайте, месьеры! Я желаю отправиться в славный город Ориент, увидеть море, корабли, настоящих морских волков и попробовать макароны с соусом из чернил осьминога. И я желаю, чтобы вы меня туда сопровождали.

Раздался громкий звон стекла. Это у Мельхиора выскользнул из рук бокал, упал на мраморный пол и разлетелся на мелкие осколки так же, как его надежды на спокойную жизнь.

Начав долгий путь из Квакенбурга в Гведское Поморье, почтовый дилижанс, в котором путешествовали довольная Барабара, ликующий доктор Мартиниус и кислый Мельхиор, обогнул Большую гору, проехал с запада на восток всю Голубую страну и, миновав Голубое озеро, наконец пересёк границу Синей страны. Густые полуночные леса сменила приморская равнина Восточной Гвеции с лиственными рощами и небольшими деревеньками. Переночевав в одной такой деревеньке, носящей название «Три Таверны», – она действительно состояла всего лишь из трёх таверн с постоялыми дворами при них – путешественники достигли Комариного болота. Об этом гиблом месте ходили страшные слухи. В старину поморские гведы здесь казнили преступников. На рассвете злодея привязывали к столбу, накрепко вбитому в трясину, и окатывали ведром болотной воды. Говорят, что комары сжирали несчастного ещё до заката.

Вымощенный щебнем почтовый тракт долго тянулся вдоль буро-зелёной трясины с ползущими над ней языками серого тумана, потом грязная жижа, затянутая ряской и заросшая лилиями, закончилась. Сначала обочь дороги появились живые изгороди, но вскоре живые изгороди уступили место частоколам, а тех, в свою очередь, вытеснили кирпичные заборы, скрывающиеся за шеренгами деревьев. Вместо придорожных канав пошли каменные бордюры, и тракт превратился в величественную аллею под густолиственным сводом из ветвей старых буков.

На дороге встречалось всё больше повозок. Грубо сколоченные возы сельчан, высокие, с парусиновым верхом, фургоны племени Скитальцев – этих вечных странников, почтовые дилижансы, выкрашенные в цвета своих земель, следовали друг за другом бесконечной чередой. Среди них изредка попадались запряжённые четвёркой роскошные дормезы толстосумов и вычурные кареты представителей знатного сословия. Ещё несколько часов пути, и впереди показались приземистые крепостные стены, увитые диким виноградом, а над ними вздымалась ломаная линия красных черепичных крыш. Говорили, что в фундамент этих стен замуровали семь кошек, чтобы они защищали Ориент от злой магии.

К вечеру почтовый дилижанс с путешественниками из Квакенбурга проехал мимо замшелой каменной статуи князя Сальватора – первого правителя Ориента – и огромного гранита с надписью: «В лето 53-е Гведского календаря, по изволению Кируина, сын его князь Сальватор основал сей град во славу отца своего и за упокой его души». Распахнутые городские ворота украшал герб Ориента: золотая рыбка на синем геральдическом щите, под которым вился какой-то девиз на латыни.