В общем, тяжелый случай…

– Это платье так замечательно на тебе сидит! – продолжала Океания. – Скрывает все недостатки фигуры, даже живот. И цвет такой приятный, модный. Это «мокрый камень» или «речной перламутр»?

Я прекрасно знала, что она издевается. Мешковатое платье, наоборот, полнило Валенсию и совершенно ей не шло. А его цвет был цветом обычной грязи.

Не говоря уже о том, что у Вали не существовало никакого пузатого, черт бы побрал, живота, который нужно скрывать!

Зато теперь я понимаю, откуда у Валенсии такой жуткий гардероб. Все эти старушечьи платья – дело рук Океании.

– Дай мне кирпич, я ей въеду, – кисё пришла в бешенство. – Вообще все рамки дозволенного, мышь серогорбая, перешла!

Нельзя! Нельзя выступать в открытую!

Против них надо их же оружием.

– О, оно только показывает твой безупречный вкус, моя добрая сестрица Океания, – ответила я, прижимая к себе дрожащую от злости Табиту. – Ведь это ты мне его посоветовала.

– Да, конечно, – не сразу нашлась Океанша. – Скоро снова вместе отправимся по магазинам и выберем тебе что-нибудь умопомрачительное…

Нет уж спасибо, избавьте меня!

– Пожалуй, на этот раз освобожу тебя от этой почетной миссии, моя милая, – со сладкой улыбкой сказала. – Не хочется тебя утруждать…

– Ты же помнишь, что я приказывал, Валенсия. Океания действительно разбирается в моде лучше тебя, поэтому гардероб ты должна выбирать только в сопровождении своей младшей сестры. И да, что за кормушку для блох ты сюда притащила?

О, вот наконец, и папенька дорогой в разговор вмешался! Но уж лучше бы молчал, ей богу!

Это Океания-то разбирается в моде лучше меня?

С ее неестественно пышным голубым платьем, украшенным миллионом рюшек, оборок и бантиков? Со странной сложной прической, когда волосы были закручены в три валика, соединенные между собой косами? С обильно наложенными на веки перламутровыми тенями, подчеркивающими притворное выражение обезьяньего личика?

– Кормушка для блох? – завопила у меня в голове вконец обозленная кошечка. – Это меня-то, светлейшую мраморную принцессу кисё этот жалкий графишка назвал кормушкой для блох? Да я б ему даже лоток за собой вычищать не доверила! Он ответит за это страшное оскорбление.

С трудом удержав рвущуюся в бой кисё, я сдержанно ответила отцу:

– Эта кошка – чистейшее создание, Ваше Сиятельство. Уверяю, никаких блох у нее нет и в помине.

– Как же! – маркграф нахмурил густые темные брови. – Чтоб в моем доме я эту живность больше не видел!

Маркграф Приам Блуминг всегда был с Валенсией слишком строг и даже презрителен, в то время как Океанию с Юджином баловал без меры.

Да уж, папаша года, точно...

Бесит! Бесят такие жестокие люди!

– Вы сейчас о кошке… или обо мне? – смело вскинула я глаза прямо на отца.

Океания испуганно ахнула, а Юджин закашлялся.

– Неслыханная дерзость, девчонка! Что ж, впрочем, к тебе мы вернемся немного позже. Перейдем к ежемесячному экспозе по вашим коммерциям. Начнет пускай Юджин.

Молодой виконт явно пошел в папашу. У него было такое же массивное тело на тонких ногах и неприятное лицо с грубыми чертами, не особо обезображенными интеллектом.

Не успел Юджин и рта раскрыть, а я запаниковать, что в душе не представляю, что сейчас здесь происходит, память Валенсии мне все объяснила.

Возможно, и лучше, что она делала это вот так, постепенно. Иначе от такого обилия информации я бы просто сошла с ума.

Оказывается, по достижении совершеннолетия своих детей маркграф подарил каждому их них по бизнесу. Но этот козел (да простят меня эти животные, которые намного благороднее, чем он!) и тут остался верен себе.