– Что ж, будем ждать. Если эта новость верна, жителям Йорка сообщат о ней, когда сочтут нужным.

В бодрой тираде Ренна мне послышались нотки тщательно скрываемой досады, и я внимательно взглянул на него.

– Возможно, королева Кэтрин будет коронована именно в вашем городе. Так или иначе, звание супруги короля ей удается сохранять уже более года.

Последнее замечание я позволил себе намеренно. Мне хотелось, чтобы мой новый знакомый уяснил – я не принадлежу к числу тех твердолобых королевских служащих, которые почитают своим долгом благоговейно отзываться обо всех деяниях монарха.

Слова мои достигли цели, ибо Ренн ответил мне понимающей улыбкой.

– Прошений подано великое множество, так что нам предстоит уйма работы, – заявил он. – Я очень рад, что наконец-то у меня есть помощники. Вы не представляете себе, сколько среди этих петиций встречается таких, что яйца выеденного не стоят. Не далее как вчера мне встретилась жалоба человека, затеявшего тяжбу из-за дюйма земли. Но вас, брат, подобными примерами человеческой глупости, разумеется, не удивишь, – со смехом добавил Ренн.

– Мне встречалось и не такое. Кстати, в основном я занимаюсь делами, связанными именно с правом на собственность.

– Ох, сэр, боюсь, вам придется пожалеть, что вы сообщили мне об этом. – Ренн подмигнул Бараку. – Теперь я с чистой совестью передам вам все имущественные дела. А себе оставлю те, что связаны с просроченными долгами и личной враждой.

– Насколько я понимаю, все поданые петиции касаются этих трех предметов – имущества, вражды или долгов?

– Да, по большей части. Меня предупредили, что все эти прошения следует разбирать с особым тщанием, ибо жители северных графств должны убедиться в справедливости и милосердии короля. Незначительные дела должны решить мы, люди, облеченные особым доверием монарха. Дела более сложные следует передавать в королевский совет.

– А каким образом мы будем выносить решение по петициям?

– На третейском суде, наделенном особыми полномочиями. Я буду его главой, а другими двумя судьями – вы и представитель Совета северных графств. Прежде вам доводилось участвовать в третейском суде?

– Да, и не раз. Насколько я понял, король не будет иметь касательства к решению всех этих дел.

– Ни малейшего, – покачал головой Ренн. – Но тем не менее нам с вами предстоит встреча с его величеством, – добавил он после недолгого молчания.

– Когда, сэр? – хором спросили мы с Бараком.

– Во время торжественной церемонии. Во всех городах и деревнях, что тянутся вдоль дороги, к королю обращаются представители местного дворянства и члены городских советов, которые пять лет назад запятнали себя участием в мятеже. Ныне они на коленях умоляют монарха о снисхождении. Насколько мне известно, король намерен даровать этим людям свое прощение, однако они должны будут вновь поклясться ему в верности. Но, согласно секретному приказу, не следует позволять бывшим мятежникам собираться в одном месте в большом количестве. Вы сами понимаете, короля необходимо оградить от любых возможных опасностей. Поэтому процессию сопровождает тысяча солдат, а королевская артиллерия по реке направилась в Халл.

– Однако до сих пор никаких неприятных происшествий не произошло?

– Слава богу, нет. Но, как известно, смирение побежденных часто бывает обманчиво. Здесь, в Йорке, церемония повторного принесения клятвы должна превратиться в грандиозное зрелище. Члены Городского совета, облаченные в черные мантии, намерены встретить короля и королеву на въезде в город и попросить прощения за то, что в тысяча пятьсот тридцать шестом году они позволили мятежникам сделать Йорк своей столицей. Горожане при этом не будут присутствовать, ибо простолюдинам ни к чему видеть глав города в коленопреклоненном положении. К тому же, – вскинув мохнатую бровь, многозначительно произнес Ренн, – жители города могут счесть себя униженными и это возбудит у них гнев против короля. Принеся покаяние, главы города вручат его величеству подарки, огромные кубки, наполненные золотыми монетами. Монеты эти были собраны жителями города, – сообщил он с язвительной улыбкой. – И можете мне поверить, многих из них было не так просто заставить раскошелиться.