– Попробуем.

– А он большой?

– Огроменный до неприличия. Это целый завод с системами охлаждения, с изоляторами от квантовых шумов и прочими устройствами, а также с роботами, которые всё это чинят, и роботами, которые чинят роботов. Короче, старый хлам. Но работает надёжно. А вот второй кибер, внешник, он в ковчеге совершенно места не занимает – в обсерватории стоит его терминал, а сам процессор находится в эосе. Никто его размеров не знает, там в эосе вообще с размерами дурдом.

– Дедушка, а зачем два кибера? Они же могут поссориться.

– Это вряд ли. Киберы изолированы друг от друга ради безопасности ковчега. Ведь внешник находится в эосе, а там проходной двор – через эос люди могут креатить даблов в любой точке космоса, в том числе внутри чужих ковчегов. И зачем нам непрошенные гости? А тут защита железная. Например, надо твоей маме скреатиться на планете, где мушек выращивает, она даёт команду внешнику с указанием координат – и кибер-хранитель начинает отслеживать, чтобы в эос к внешнику не ушла лишняя информация о нашем ковчеге. Или, скажем, решил ты в креариуме поменять ландшафт, рисуешь картинку внешнику, который будет детализировать её вплоть до каждого атома, – а на самом деле обращаешься не к нему, а к Хранителю. Он твои команды фильтрует и сам передаёт внешнему киберу, после чего тот проращивает заданные предметы в креариуме. Понятно излагаю? Ладно, твоё дело слушать и на ус мотать, а потом сам разберёшься.

Старик и мальчик сошли с дорожки в обширном холле перед высоким порталом. Сделали несколько шагов…

– Проход только для владельцев стазис-камер, – вдруг раздался голос.

– Тьфу ты, ёханый бабай. Напугал, – чертыхнулся дед. – Кибер, этот мальчик со мной.

– У него нет права прохода в консерварий.

Степаныч спорить не стал, виновато глянул на Марчика:

– Вот ведь, старый пень, не подумал.

– Деда, а кто такой ёханый бабай?

– Старичок дурной, вроде домового. Что ж, придётся возвращаться…

Марчик чуть не расплакался – так хотелось увидеть того, кто рассказывает сказки перед сном:

– Киба боится, что я у него что-нибудь сломаю?

– В ковчеге ничто не ломается… во всех смыслах. Ладно, поедем в другое место, посмотришь на это «ничто».

Снова они куда-то двигались в лабиринте переходов, коридоры становились всё уже и угрюмей, одни голые стены. Наконец остановились в длинном тоннеле. Дед показал на стену:

– Это внешняя обшивка ковчега, за ней уже космос. Она двуслойная, состоит из толстой металлической брони и тонкой, которая тоньше скорлупы. Как думаешь, какая броня крепче?

Не дожидаясь ответа, Степаныч плюнул на пол, и тут же из пола вынырнуло блюдце, мигающее красным предупредительным огоньком.

– Принеси-ка, братец, униключ, – скомандовал старый космолётчик. Робот-уборщик скользнул в противоположную от обшивки стену и вернулся с блестящим металлическим прутом. Дед поднёс его к обшивке, на которой засветилась сетка из квадратов, провёл по стыкам, и одна из панелей отвалилась. На её месте зияла тьма. Марчик сразу почувствовал, что там ничего нет. Дед сунул в пустоту стержень, и он исчез.

– Вот из чего состоит скорлупка нашего ковчега. Её никакой метеорит, никакая бомба не порушит. Можно засунуть туда все планеты, все звёзды, всю вселенную – и ноль реакции.

– Деда, а из чего сделали это ничто?

– Пёс его знает. Ковчег строили, когда уже был запущен эос-компьютер – тот самый внешник, о котором я говорил. Его спрашивали, а он выдавал формулы, разные решения, которые были непонятны, но работали. Такая вот бесовщина.

Космолётчик приладил панель на место, и они в молчании отправились к центральному колодцу, где была устроена часовня. Григорий Степанович помог Марчику поставить свечку перед Николой Угодником, затем, глядя на икону другого святого, с белой шапкой на голове, стал креститься: