– Как твоя речь, готова? – поинтересовался он, потому что последние дни Клай заметно нервничал. Это было совсем на него не похоже. Он повсюду носил с собой листочки с записями. За завтраком они стояли перед ним, уже замусоленные, с загнутыми уголками. Алеку вдруг стало жаль сына. Ему от души хотелось успокоить его, подбодрить.

– С речью все в порядке, – отмахнулся Клай. – Кстати, можно мне пригласить ребят к себе после церемонии?

– Конечно, – Алек обрадовался этому. – Ты так давно никого к нам не приглашал. Я уйду, не буду вам мешать.

– Нет, тебе незачем уходить, – быстро ответил Клай.

Алек сунул руку в задний карман брюк и достал бумажник. Он положил его на стол рядом с Клаем.

– Возьми сколько нужно, на напитки и все прочее.

Клай уставился на бумажник, потом покосился на Лэйси и вытащил из него двадцать долларов.

– Тебе этого не хватит, – заметил Алек. Он взял бумажник и вытащил еще несколько двадцаток. – Выпускной бывает только раз в жизни.

Клай прижал ассигнации к столу.

– Ты ведешь себя так, словно у нас полно денег, – осторожно начал он. Алек почувствовал, что дети принимают его за сумасшедшего. Он не работал, но беспечно тратил деньги. Но он не мог пока сказать им о страховке, которую получил после смерти Анни. Ему хотелось подольше сохранить эту тайну, которую они делили с Анни.

– Тебе незачем думать о деньгах, – в конце концов заявил Алек.

Клай оглядел кухню.

– Лучше мне прийти домой пораньше и убрать здесь.

– Я это сделаю, – предложила Лэйси, удивив их обоих. – Это будет моим подарком.

Алек провел весь день на берегу океана у маяка. На этот раз он снимал слайды, чтобы использовать их во время своего выступления в «Ротари-клуб» в Элизабет-Сити на следующей неделе.

Они с Клаем вернулись домой одновременно и не узнали своего жилища. В комнатах пахло лимонным маслом, которое Анни обычно использовала как отдушку для пылесоса. В гостиной ни пятнышка, кухня вылизана и сияет чистотой. Отблески витражей играли на белых поверхностях.

– Господи! – Клай огляделся. – Мне просто стыдно звать ребят. Они мигом устроят здесь свинарник.

Лэйси вошла в кухню, неся корзину с чистым бельем.

– Дом просто не узнать, Лэйси, – похвалил ее Алек.

Девочка поставила корзину и, сморщив веснушчатый, обгоревший на солнце нос, посмотрела на отца.

– Беспорядок меня достал, – призналась она.

Алек улыбнулся:

– Мне он тоже действовал на нервы. Просто у меня не было сил взяться за тряпку.

– Спасибо, крошка О’Нил, – поблагодарил сестру Клай. – Ты всегда сможешь заработать на жизнь горничной, если тебя выгонят из школы.

Алек посмотрел на корзину с бельем. Сверху лежала аккуратно сложенная старая зеленая футболка Анни. Он взял ее в руки.

– Ты ее постирала? – задал он совершенно ненужный вопрос.

Лэйси кивнула:

– Она лежала на твоей кровати.

Алек поднес футболку к лицу, вдохнул и ощутил запах стирального порошка. Сын и дочь переглянулись, и Алек опустил руку.

– Твоя мама часто надевала ее, понимаешь? – обратился он к Лэйси. – Поэтому я оставил эту футболку, хотя избавился от остальных ее вещей. Она напоминала мне об Анни, хранила ее запах. Мне следовало убрать футболку, чтобы ты не смешала ее с остальным грязным бельем. – Алек попытался улыбнуться. – Думаю, теперь я могу ее выбросить. – Он посмотрел на мусорное ведро в углу кухни, но не подошел к нему, а сунул футболку под мышку.

– Но футболка лежала вместе с грязными простынями, – вспылила Лэйси. Она была смущена и пыталась обороняться. – Откуда мне было знать, что ее не надо стирать?

– Все в порядке, Анни, – сказал Алек, – это…

– Я не Анни! – Девочка топнула ногой, лицо покраснело.