– Мне надо бы пригласить сюда кого-то из художников, – продолжал Том Нестор. – Мне одному рента не по карману. Алек – муж Анни – помогает платить за аренду помещения. Но я просто представить не могу, как это я буду работать с кем-то другим. Пятнадцать лет мы с Анни делили мастерскую.

Оливия повернулась к нему:

– Мой муж написал о ней статью для «Морского пейзажа».

Том удивился:

– Пол Маселли ваш муж? Я не думал, что он женат.

Разумеется, Пол не говорил о своей жене. Зачем? Может быть, он и Анни не сказал, что женат.

– Видите ли, он… Мы разошлись.

– А-а! – Том снова уставился на портрет Анни. – Пол по-прежнему заходит сюда время от времени. Говорит, что обустраивает новый дом. Он купил много ее работ. Пол хотел купить и этот витраж, на который вы обратили внимание, но я не могу с ним расстаться.

Оливия взглянула на другие фотографии, потом вернулась в центр мастерской, коснулась угла еще не завершенного витража.

– Как вы это делаете? – спросила она, проводя пальцами по темной полосе между синими стеклянными фрагментами. – Это же свинец, верно?

Том вернулся на свое место за рабочим столом.

– Нет. На самом деле это медная фольга, припаянная стеклом. Подойдите сюда.

Оливия села на стул рядом с ним. Том работал над белыми ирисами на синем и черном фоне. Следующие десять минут она зачарованно наблюдала, как серебристые капли припоя падают на обернутые фольгой края стекла. Радуга от витражей на окнах играла на ловких руках Нестора.

– Вы даете уроки? – неожиданно спросила Оливия, удивив не только Тома, но и себя.

– Обычно нет. – Он посмотрел на нее и улыбнулся: – А вас это заинтересовало?

– Да, я бы хотела попробовать. Хотя я не отличаюсь особыми талантами. – Никогда в жизни Оливия не делала ничего подобного. У нее не было свободного времени, чтобы учиться тому, что никоим образом не было связано с ее профессией.

– Вы можете удивить себя и других, – сказал Том. Он назвал цену, и Оливия согласилась. Она была готова брать уроки за любые деньги.

Том посмотрел на ее ноги, обутые в сандалии.

– Наденьте закрытую обувь, – предупредил он. – И еще вам понадобятся защитные очки. Кажется, где-то лежала пара, которой пользовалась Анни. Вы можете надевать их.

Прежде чем уйти, Оливия купила витраж, сделанный Анни. Это был фрагмент павлиньего пера, яркий и изящный. Она уже выходила, когда наткнулась на стопку журналов, сложенных у двери.

Том вздохнул:

– С этим беспорядком надо что-то делать. – Он махнул рукой в сторону журналов и книжек в мягкой обложке. – Люди по привычке приносят сюда ненужные журналы и книги. Анни отвозила их в дом престарелых в Мантео. Мне не хотелось говорить людям, чтобы они больше этого не делали, это не понравилось бы Анни, а мне самому не хочется туда ехать.

– Я могла бы их отвезти, – вызвалась Оливия. «И, интересно, когда?» – спросила она себя. Эта неожиданно появившаяся импульсивность уже начинала ее беспокоить.

– Вы правда отвезете? Это было бы здорово. Вы только скажите мне, когда поедете в ту сторону, и я все соберу.

Оливия пришла в мастерскую на следующий день ровно в одиннадцать. Том протянул ей зеленые защитные очки, принадлежавшие Анни, и ее старый зеленый фартук. Он набросал простой рисунок из квадратов и прямоугольников, положил сверху прозрачное стекло и показал Оливии, как пользоваться стеклорезом. Первый вырезанный ею квадрат оказался безупречным, такими же были второй и третий.

– У вас твердая рука, – одобрил Нестор.

Оливия улыбнулась, довольная похвалой. Она привыкла к скальпелю и действовала уверенно. Ей только требовалось научиться не слишком сильно давить на стекло.