Затем Роберсон провела эксперимент. Она показывала испытуемым из племени беринмо цветную карточку, убирала ее, затем показывала пару цветных карточек и просила выбрать ту из них, которую она уже демонстрировала. В каждой паре степень различия между двумя оттенками была одинаковой. Тем не менее иногда и первая карточка, и одна из последующей пары попадали в одну и ту же категорию и на языке беринмо («нол» или «уор»), и на английском (то есть обе были либо синими, либо зелеными). Иногда по англоязычной классификации они оказывались в разных категориях (одна синяя, другая зеленая), а на языке беринмо – в одной и той же; либо, наоборот, в языке беринмо они относились к разным категориям (например, первая «нол», а вторая «уор»), а в английском – к одной.

Роберсон обнаружила, что, когда цветовые категории предъявляемых карточек различались в языке беринмо, ее испытуемые справлялись лучше, чем когда категории различались в английском. Участникам исследования было гораздо проще выбрать карточку цвета «нол» из пары «нол – уор», чем карточку синего цвета из пары «синий – зеленый». Англоговорящие испытуемые, с которыми Роберсон работала в Голдсмитском колледже Лондонского университета, продемонстрировали противоположные результаты.

Если «цветовые универсалии» существуют и с точки зрения восприятия мы все делим цветовое поле одинаково, то язык не должен влиять на это деление. Тем не менее оказалось, что он влияет. Статья по итогам описанных экспериментов, опубликованная в журнале Nature в 1999 г.,{32} потрясла научное сообщество.

Чуть позже Роберсон и ее научный руководитель Жюль Давидофф вместе с Айаном Дэйвисом из Университета Суррея отправились в экспедицию для более детального изучения восприятия цветов у других народов. На этот раз они решили исследовать полукочевой народ химба в Намибии – отчасти потому, что добраться до него было проще.

Как и беринмо, химба обозначают синий и зеленый цвета одним словом. На сей раз Роберсон с коллегами использовали компьютерное тестирование и обнаружили, что, если представителю народа химба на несколько секунд показать расположенные кругом цветные квадратики, он с трудом выделит из них тот, что для меня однозначно отличается от других (например, синий среди зеленых). В то же время они быстро выявляли квадрат, отличавшийся от остальных, если его цвет и в их языке относился к другой категории{33}.

С тех пор многие другие группы исследователей собрали массу доказательств в пользу гипотезы, что язык влияет на то, как мы видим цвета. В некоторых из этих исследований рассматривали языки, в которых есть разные слова для обозначения оттенков синего. Например, в русском и греческом языках есть два слова для обозначения синего (с точки зрения англоговорящих) цвета: «голубой» («светло-синий» по-английски) и «синий» («темно-синий»), причем предмет не может быть и «голубым», и «синим» одновременно{34}.

При более подробном рассмотрении проблемы выясняется, что никто не считает, будто язык человека определяет его способность различать цвета. Может, у древних греков и не было слова для обозначения синего цвета (Гомер, как известно, называл море «винноцветным»), но это определенно не значит, что они не различали цвета, которые я бы отнесла к синим. (Носители древнегреческого языка просто не видели нужды в том, чтобы называть синее синим, а категории «нол» и «уор» существуют не потому, что беринмо очень любят зеленые оттенки, а потому, что два этих названия позволяют легко различать съедобные и несъедобные, пожухлые части растения. На самом деле считается, что многие обозначения цветов в английском языке появились примерно для тех же целей.)